Как рассказал мне позднее Виктор Лебедев (да и другие источники подтвердили), на следующее утро посол созвал экстренное и секретное совещание старших дипломатов. На повестке дня был один вопрос: «Что делать с провокацией Остальского?» Посол склонялся к тому, чтобы послать срочную шифрограмму, чтобы ее прочитали все члены политбюро. Но послу хотелось на всякий случай заручиться поддержкой для столь резких действий. Вообще-то большинство оперативно-дипломатического состава всегда с послом согласно. Себе дороже с ним спорить. Но бывают редкие исключения. И вот одно из них случилось в тот день в советском посольстве в Абу-Даби.
Когда очередь дошла до резидента КГБ «товарища Ш.», тот, осудив, как полагается, «провокацию Остальского», высказал мнение, что с таким шагом, как посылка такой громкой депеши, может быть, и не стоит торопиться. «Остальский ведь человек Яковлева, а в политбюро, как говорят, сейчас сложилось некоторое напряжение между последним и товарищем Лигачевым… Нужно ли нам высовывать в этой ситуации голову и встревать в политические дискуссии на высшем уровне? Принимать стороны в этом споре? Или, может быть, лучше подождать, пока ситуация станет более определенной? Я бы проявил осторожность и склонился ко второму решению», – вроде бы сказал главный советский шпион в Абу-Даби. (За точность изложения не ручаюсь, но что-то в этом духе было произнесено.) И Виктор Лебедев, присутствовавший там как секретарь парторганизации, его поддержал.
И Харчев испугался. Представил себе, наверно, что станет личным врагом Яковлева. А заодно и Петровского. Да еще с резидентом на этой почве размолвка выйдет. Вспомнил, что с ним произошло в Москве, какую там провели против него интригу. И решил не рисковать, отложить сладкую месть до лучших времен. «Вы так считаете? Значит, нам пока не нужно высовываться? Подождать?» И вдруг получилось, что это чуть ли не всеобщее мнение.
А ведь уйди такая телеграмма в Москву, думаю, даже в то перестроечное время меня из «Известий» как пить дать уволили бы. Ну или выдавили бы. И никакой Яковлев меня бы не спас. Я не был уверен даже, помнит ли он мою фамилию, несмотря на то, что я действительно сотрудничал с его людьми в ЦК.
Да, получается, что «товарищ Ш.» с лихвой со мной за старый должок расплатился. Больше я никаких дел с посольством не имел. Работы было много, но при этом жизнь была интересной и достаточно комфортной – даже при скромных известинских командировочных. В трехзвездочной гостинице был отличный открытый бассейн. Вкусно и дешево поесть тоже не было проблемой, а в барах гостиниц немусульманам продавали коктейли и прочие алкогольные напитки – причем на удивление недорого. И главное: в январе месяце здесь было так же тепло, как в Москве в июне, почти все время сияло солнце, повышая настроение. Работа оставляла все же немного свободного времени, и с помощью Сережи Канаева и Виктора Лебедева я осваивал Эмираты, ездил по городу и – немного – по стране.
…«Товарищ Ш.» все это время тоже меня не беспокоил и никаких своих подчиненных ко мне не подсылал. Только на прощание, перед самым отъездом, позвал пообедать, и я не решился ему отказать. Боялся, честно говоря, что последуют какие-нибудь сомнительные просьбы, но он меня еще раз удивил: его предложение никакого отношения к разведывательным делам не имело. Он спросил, не готов ли я, с большим повышением, перейти на работу в одну новую газету, тоже вроде как демократического направления, под крыло к известному в те времена деятелю. Мне показалось, что деятель тот приходится резиденту то ли близким другом, то ли даже родственником. Но я честно сказал: подумаю, но маловероятно, что соглашусь.
Вспомнили мы и идиотское недоразумение с послом, и «товарищ Ш.» беззлобно посмеивался, свою роль в моем спасении никак не выпячивал. Ну а крики посла про «нападки на партию» я с ним обсуждать не стал. Но для меня они прочно соединились с предательством Горбачева и вильнюсским позором.
Если бы эти злобные возгласы Харчева не звучали постоянно у меня в голове, я, может быть, не отправился бы сразу после возвращения в Москву к секретарю партбюро «Известий» Игорю Абакумову – выходить из КПСС. А сходил бы еще разок к друзьям в ЦК, и они бы меня, может, и уговорили не спешить. Обычный в те времена тезис звучал так: если все прогрессисты и либералы и что-то умеющие люди из КПСС уйдут, то там останутся одни реакционеры и бездарности. И борьба будет проиграна.
Но я больше не хотел ничего подобного слушать.