Читаем Судьба офицера. Книга 1 - Ярость полностью

— Да нет, не было… Конечно, я думаю, что не испугаюсь фашиста. Но наперед ничего нельзя знать. Говорят, что у фрица техника грозная. Только я плевал на его технику! Но ведь этим его не возьмешь! Я правильно рассуждаю, товарищ лейтенант?

— Правильно, ефрейтор. Пойдете на тачанку пулеметчиком?

Лейтенант видел, как у парня загорелись глаза: еще бы! Пулеметная тачанка! В тот же день Оленич попросил начальника курсов направить ефрейтора Райкова вместе с ним в одну часть.

Так волею судьбы или волей полковника, командира запасного полка, оказались вместе Оленич, Кубанов и почти все сержанты-пулеметчики. Все ребята — что надо! Райкова же Оленич любил особенно за веселый нрав, за остроумие, за мужество и находчивость. Много раз этот юркий быстроглазый сержант первым ввязывался в стычки с врагом, находил часто остроумные решения по ведению боя в различных условиях.

— Как настроение у бойцов? — спросил Оленич.

— Они говорят, товарищ командир, что настроение у них было бы еще лучше, если бы старшина привез ужин да заодно и завтрак.

— Так мало надо для счастья?

— Котелок каши всего-навсего, товарищ лейтенант. Фрицу тогда определенно придется драпать на запад.

Сержант побежал к своим пулеметчикам, а лейтенант подумал: если бы только дело стало за котелком каши — раздобыли бы. А то ведь патронов мало… Появился старшина и доложил, что через пятнадцать минут прибудет кухня и что сегодня будет для бойцов пшеничная каша, а точнее — вареная пшеница.

В отделении Райкова услышали полушепот Кострова, ребята оживились, послышались шутки. Татарин-богатырь Абдурахманов на полном серьезе начал доказывать:

— Что — каша? Чай дает силу. Чай йок — сила йок. Давай котелок чаю — десять фрицев убью.

— Каша, выходит, тебе не нужна? — со смехом спросил Райков.

— Почему не нужна? — с невозмутимым видом спросил Абдурахманов. — Чай — после каши!

Послышался негромкий, но дружный смех бойцов. Оленичу было приятно, что они такие жизнерадостные. Около них никогда не скучно, рядом с ними всегда отдыхаешь душой. В приподнятом настроении он пошел по саду, пригибаясь под низкими ветвями деревьев, с которых падала роса, и вскоре гимнастерка на нем совсем намокла.

Выйдя из сада, Андрей оказался возле быстрой, шумящей по камням речки, которую пришлось ночью переходить.

За его спиною зашелестела трава и послышались быстрые, легкие шаги.

— Наконец-то я тебя нашла! — переводя дыхание, возбужденно проговорила Женя. — Хочу показать, где будет расположен лазарет. Не возле командного пункта Истомина, а правее, в лощине. — Вдруг она умолкла, схватила его за плечо. — Ты почему мокрый? Ты же еще не выздоровел для таких утренних ванн!

— Роса на деревьях… Я шел через сад. — Начал он вроде оправдываться. — Давай о деле. Некогда по пустякам болтать.

— Здрасте! Я думала, что он стремится провести бой, а он хочет слечь в постель!

Он удивленно посмотрел на нее: сейчас она показалась необычайно красивой — кубанка съехала на затылок, на лоб падала густая челка. Женя смущенно топталась вокруг Андрея.

— Ты чего такая?

— Какая? — с вызовом и кокетством переспросила она.

— Будто бы ликуешь и танцуешь?

— Тебя увидела.

Они стояли на пригорке и через верхушки кустарников видели светлеющее небо над садом и высокое небольшое облачко, освещенное снизу встающим солнцем.

— Как светится облачко! — произнес Андрей.

— Не люблю облака — они тени бросают.

Он удивленно посмотрел на нее, пытаясь понять, серьезно она сказала, что не любит облака, или вновь, как часто с ним в разговоре, насмешничает над его лирическими грезами. Но глаза ее, устремленные к светящемуся маленькому облаку, показались грустными. И снова вспомнился облик Марии… Что может быть общего между Женей, реально стоящей рядом, и той далекой, чужой, точно приснившейся синеглазой красавицей?

Женя, склонив голову набок, игриво глянув на лейтенанта, хохотнула и побежала, перепрыгивая с камня на камень, перешла реку и скрылась в кустах в том направлении, где находилась санитарная землянка. Андрей смотрел ей вслед и думал, что Соколова, в общем-то, девушка хорошая — и собою привлекательная, и нравом веселая. Только он никак не может понять ее отношения к нему: то она играет с ним, словно дитя со взрослым, то резко-заносчиво отстраняется от него, то липнет с притворным кокетством.

Мимо проехала кухня, а следом за нею прошел старшина Костров с солдатом, который нес на спине мешок. «Наверное, получили немного хлеба», — подумал Оленич. Старшина и солдат с мешком быстро перешли вброд речку и углубились в сад. Потом два связиста потянули кабель, наверное, от КП Истомина до второго батальона. На стыке батальонов была позиция пулемета сержанта Гвозденко, надо побывать там, посмотреть…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вернуться живым
Вернуться живым

Автора этой книги, храбро воевавшего в Афганистане, два раза представляли к званию Героя Советского Союза. Но он его так и не получил. Наверное, потому, как он сам потом шутливо объяснял, что вместо положенных сапог надевал на боевые операции в горах более удобные кроссовки и плохо проводил политзанятия с солдатами. Однако боевые награды у него есть: два ордена Красной Звезды, медали. «Ярко-красный чемодан, чавкнув, припечатался к бетонке Кабульского аэродрома, – пишет Николай Прокудин. – Это был крепкий немецкий чемодан, огромных, прямо гигантских размеров, который называют «мечта оккупанта». В нем уместились бушлат, шинель повседневная, шинель парадная, китель повседневный и парадный, хромовые сапоги и еще много всякой ерунды. Я глубоко вдохнул раскаленный июльский воздух Кабула… Когда пьянство и дурь гарнизона окончательно осточертели, все-таки добился перевода за границу. Моей «заграницей» стал уже много лет воюющий Афганистан. Что там на самом деле происходит, ни я, ни мои сослуживцы толком не знали». Вернувшись с войны, Прокудин стал писать. Зачем? «Душа болит за тех, кто погиб на афганской войне», – говорит писатель.

Анатолий Полторацкий , Карина Халле , Николай Николаевич Прокудин

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / История / Проза / Историческая проза / Проза о войне / Попаданцы / Военная проза / Современная проза