Судьба офицера. Трилогия

- Товарищи, - обратился секретарь к инвалидам, - все вопросы в одном селе, в одном хозяйстве не решить. Мы знаем трудности жизни инвалидов. Обещаю вам, соберем всех вас со всего района и поговорим обо всем наболевшем. Только всем районом, как говорится, всем миром можно что-то сделать. Расходитесь спокойно по домам.

И руководство колхоза вместе с секретарем райкома пошло в контору. Толпа молчала. Оленич чувствовал себя виноватым перед теми, кого созвал, и перед теми, кто пришел посмотреть и послушать. Не сговариваясь, все молча пошли к обелиску. И только Пронова прошла мимо, не поднимая головы.

15

Это необычайное лето - солнечные, ясные дни, по утрам влажный морской ветер и степной сухой воздух, напоенный запахом трав и цветов, - казалось, никогда не кончится, и он, Андрей, с упоением наслаждался жизнью. «Тебе безумно повезло, капитан! - подбадривал себя Оленич. - Ты просто возрождаешься из пепла, как птица феникс!»

По давней армейской привычке утром он просыпался за несколько минут до шести. Быстро собирался и вместо зарядки спешил к морю, пока было мало людей. Но по утрам он долго не задерживался в воде - она была еще прохладной, и он побаивался, а вот по вечерам, когда вода за день нагревалась, он барахтался в ней подолгу и с наслаждением. Он загорел за эти месяцы, мышцы налились тугой силой, но силой иной, не похожей на ту, которая вливалась в его тело от укрепляющих таблеток а уколов, от усиленного питания. Это была сила самой природы, и он жил все время в предчувствии еще большего счастья.

Откуда- то послышались наигрыши гармошки… Кто это так рано? Он вспомнил, что надо отправлять ребят в армию. Первыми идут Генка Шевчик и Мирон Серобаба. Надо бы побывать у них на проводах. Одевался и обеспокоенно размышлял: еще только восемь часов, а уже песни и неуверенные переборы гармошки. Неужели сидят за столами?

По дороге к сельсовету в боковой улочке увидел празднично одетых людей, которые толпились возле двора Антона Серобабы, колхозного ветеринара. Двухрядка заливалась, выводила танцевальную мелодию, доносились возбужденные мужские и женские голоса. Посреди толпы образовался круг, в котором танцевало несколько молодых пар. Ворота были раскрыты настежь, во дворе стоял длинный, сбитый из досок стол, уставленный закусками и десятками бутылок и бутылей. Сидело человек пятьдесят - все пили, ели, громко разговаривали, а в конце стола - сам виновник торжества, Мирон. Вид у него был утомленный, все тянулись к нему стаканами, каждый старался наставить новобранца своим напутствием, и он кивал каждому и улыбался. А его отец, Антон Сергеевич, стоял на высоком пороге своего дома и следил за всем, что делается вокруг. Вот он увидел Оленича, заторопился ему навстречу, сияя от самодовольства и пошатываясь от выпитого:

- О, капитан! Проходи, будешь дорогим гостем.

- Свадьба? Или веселые поминки?

- Не обижай, капитан! Сам ведь знаешь: сына в армию провожаю. Ничего не жаль! Вот уже второй заход. Те, которые веселятся, уже были за столом… Может, удастся и третий раз садиться. Вот никак пятипудового поросенка не прикончим. Садись, капитан, помогай!

И Мирон, покинув гостей, подошел к Оленичу:

- Говорил я, что не надо бы этих проводов. Так отец и мать обижаются, говорят, что хочу их опозорить. Пожалуйста, не ругайте их! Посидите хоть пять минут, выпейте одну чарку.

- Нельзя мне, Мирон, - ответил парню Андрей. - Нельзя. Но я тебе желаю хорошей службы. Буду ждать от тебя вестей, благодарностей от командования. Служи!

- Постараюсь, капитан!

Он повернул было на улицу, где живет Шевчик, когда увидел, что навстречу ему идет толпа людей. Впереди Генка, рядом с ним Роман Пригожий, Тоня Магарова, а с другой стороны шел парень постарше, наверное, уже отслуживший свой срок, и нес графин с красным вином и всем встречным наливал по стакану. «И эти тоже пьют! - с горечью говорил себе Андрей и никак не мог примириться с тем, что он пока бессилен остановить это. - Ну почему, почему правление колхоза, исполком сельсовета, партийное бюро, наконец, не примут мер? Разве не понимают, что это ненормальное явление?»

А улица кипела. Людские голоса звенели над селом, и птицы в испуге улетали торопливо прочь. И здесь играла гармошка - Савву Затишного поддерживали под руки две молодухи, которые пытались подпевать, но у них плохо получалось - они сбивались, заливались смехом и снова пытались петь. Наконец высокий мужской голос крикнул:

- Ну-ка, девушки, давайте боевую, солдатскую! Когда нас на фронт провожали - больше плакали… А теперь пой! - На мгновение голос умолк, но потом снова прозвенел: - Подтягивайте! «Не плачь, девчонка, пройдут дожди, солдат вернется - ты только жди!»

Но вскоре призывники уехали. Народ постепенно стал расходиться, а Оленич стоял на крыльце, и невеселые раздумья омрачали его первую радость - радость отправки пополнения для армии.