Судьба офицера. Трилогия

До отделения Гвозденко оставалось с полсотни метров, когда по позициям батальона Полухина ударили пушки: они стреляли из-за холмов. Снаряды ложились на семьдесят - сто метров сзади передовой и вреда обороне нанести не могли, но под огнем оказались тылы - санпункт, пункт связи, командный пункт. В памяти возникло Женино освещенное луной лицо. А днем - ни после первой, ни после второй вражеской атаки - он ее не видел. Как она держится? Ведь нервничала перед боем.

Снаряды ложились все ближе к линии окопов. И Оленич уже бежал почти в зоне огня. Все чаще над ним пролетали со свистом осколки и его осыпало пылью, поднятой взрывом. Однажды он услышал угрожающий свист и упал ничком на дно хода сообщения. Снаряд разорвался в нескольких шагах впереди на самом бруствере. Взрыв оглушил, на голову посыпался песок, полетели ветви.

Рядом послышался стон. Оленич кинулся на голос: по песку полз раненый боец, оставляя за собой кровавый след.

- Погоди, солдат, погоди, - прошептал Андрей, склоняясь над раненым. - Сейчас я тебя перевяжу.

- Ноги… Ноги мои…

Красноармеец был ранен в обе ноги. Оленич кое-как перетянул ему ноги выше ран. Боец опять было со стоном, приговаривая «ноги, мои ноги», пополз, хватая руками песок.

- Подожди… Сейчас тебя отнесут в медпункт, перевяжут как следует… Полежи минутку.

Оленич пробежал еще несколько метров, наткнулся на бойцов и приказал, чтобы доложили командиру отделения - рядом лежит раненный в обе ноги боец, нужно его доставить в медпункт.

- Исполним, товарищ командир.

Оленич двинулся дальше и через минуту свалился в окоп к пулеметчикам. Ребята подхватили его на руки, послышался обеспокоенный голос Гвозденко:

- Вы не ранены, товарищ командир?

- Нет. Со мною все в порядке. Что у вас?

- Передышка! - воскликнул Гвозденко.

- Не думаю, - возразил Оленич.

Так оно и вышло: не прошло и получаса, как на вершинах возвышенностей показались цепи фашистских солдат. Спустились в лощину и двинулись к реке, но продвигались они медленно и наконец остановились. И тут Гвозденко увидел, что из сада стремительно выбежали сотни две солдат, в основном автоматчики. Они на ходу поливали огнем передний край обороны настолько плотно и метко, что не давали возможности поднять голову. Не успели стрелки батальона и пулеметчики опомниться, как фрицы оказались у самой реки.

- Приготовить гранаты! - скомандовал Гвозденко и сам достал из сумки две гранаты-лимонки.

- А противник явно отдает предпочтение вашему участку огневой позиции, - отметил Оленич.

- Еще бы! Мы ведь взяли раненого автоматчика во время атаки.

- Живой?

- Живой. Где-то на перевязочном пункте.

- Почему не доложили?

- Тут был комиссар Дорош.

- Все равно я должен был знать! Взяли его вы, пулеметчики?

- Да.

- Вот видишь, а я не знал.

- Виноват, товарищ старший лейтенант! Не повторится. Была спешка. Только мы его вытащили, как майор Полухин прислал двух бойцов и пленного забрали. Майор Дорош сразу же пошел следом: ему необходимо связаться со штабом и отправить пленного.

- Майор Полухин в боевых порядках?

- Он постоянно здесь.

- Я к нему.

- Товарищ старший лейтенант, подождали бы, пока отобьем эту атаку. Видите, как они упрямо лезут к нам, такой настырности у них сегодня еще не было.

- Они считали, что тут просто пройти. Деритесь, Гвозденко, но берегите людей.

- Говорят, что бронепоезд где-то недалеко, ведет бой и пробивается сюда.

- Ты об этом не думай. И бойцам так говори: не надо думать, что бой кончится, когда пройдет бронепоезд.

- Так точно, товарищ командир! Будем драться, не ожидая подмоги.

Ничто так не воодушевляло Оленича, так не поднимало его боевой дух и настроение, как мужество бойцов, ему подчиненных. Если слышал не наигранный, а искренний бодрый голос солдата, если видел, как, не раздумывая, боец кидается в атаку, гордость и радость переполняли душу. Андрей и сам бросался в атаку - не раздумывая и самозабвенно. Тогда он не боялся поднимать солдат в наступление, и не было у него ни сомнений, ни страха идти впереди взвода или роты.

Было ему приятно услышать от майора Полухина:

- Твои пулеметчики - настоящие. А Гвозденко я бы мог доверить не только взвод - роту. Надежный парень! - Вдруг Полухин спохватился: - Извини, забыл: поздравляю с повышением в звании. Истомин о тебе высокого мнения. Ты что, для этого сухаря вроде сахарного сиропа?

В последней реплике Оленич почувствовал не простую иронию, а что-то вроде насмешки.

- Вы что же, товарищ майор, офицеров делите на сиропы и уксусы?

- Хо-хо-хо! Уже и оскорбился! Какой гусар, понимаешь!

- Не оскорбился. Но таких шуток не воспринимаю.

- Ну, что же, как говорится, хвалю молодца за обычай. Но мне интересно было, что Истомин со мною говорил так, будто хотел тебе показать, какой он жесткий офицер. Он что, фанатик? Так сказать, военный до мозга костей?

- Да нет… Просто он знает, какой будет бой… Ответственность.

Полухин долго молчал, потом вдруг широким жестом кинул шинель на дно окопа, словно расстилая ее перед молодым офицером.