Судьба офицера. Трилогия

Еремеев поднял солдата и понес, сгорбившись и тяжело ступая по песку большими грязными ботинками, обмотки опали, и Оленич подумал: «Старый человек, ему еще труднее, чем мне». Раненый солдат стонал, и Андрей позавидовал: этот рядовой боец может себе позволить застонать от боли, даже заплакать, а он, офицер, на это не имеет права. Ведь по возрасту они одинаковые. «Почему я не имею права на простую человеческую слабость, которая облегчает боль и проясняет душу? Наверное потому, что судьба поставила главным среди сотен людей, очутившихся лицом к лицу со смертью, и я обязан до конца быть твердым».

Оленич остановился и чуть поднял голову над кустарником, чтобы оглядеться, правильно ли идет, не сбился ли? Над всем огромным плато висел ядовитый пороховой дым. Ветра не было, и синяя пелена не развеивалась, словно зацепилась за верхушки боярышника, дикой маслины и терна. Высоко в небе чуть серебрилась «рама», выискивая очередную жертву для своих хищных «юнкерсов». И откуда ни возьмись, чуть ли не цепляясь за верхушки деревьев, со свистом прошмыгнул вражеский самолет. Оленич инстинктивно отпрянул под куст и за что-то зацепился.

- Ты что, ослеп? - прозвучало спокойное и чуть насмешливое.

Это был Истомин. Он лежал под кустом орешника. Плащ почти весь был мокрый от крови. Оленич опустился рядом на колени:

- Капитан, вы ранены? - спросил первое, что пришло в голову.

- «Я мертв, ваше величество, - сказал маршал и свалился к ногам императора», - прохрипел, с трудом дыша, Истомин, а на губах появилась кровь.

- Какие неуместные шутки, Павел Иванович, - проговорил Оленич, стараясь быть спокойным. Вид капитана приводил в отчаяние: что-то чужое, незнакомое проступало в его обескровленном лице.

- Лежите, капитан, тихо, сейчас перевяжу… Надо остановить кровотечение.

В горле у Истомина клокотало. Капитан старается быть спокойным, но пронзительную боль невозможно укротить силой воли. Как мог, Оленич перевязал живот и положил капитану под голову планшетку;

- Сейчас я вас понесу.

- Не трожь меня, Андрей!

- Но ваша рана опасна!

- Знаю. Это предатель… Крыж. Я должен был расстрелять его еще тогда… Вот и решение нашего тайного спора. Я поднял оружие на труса и не выстрелил… Исправляй мою ошибку… Затяни живот потуже - притупляет боль…

- Вам нельзя много разговаривать.

- Ясно! Ни вздоха, о друг мой Истомин!…

- Жуткие шутки…

Да, страшно слышать такие слова, когда смерть уже схватила за горло, и никуда от нее не деться. А что Истомин умирал, было ясно и по тому, что ранение в живот, да еще в условиях, когда негде оказать помощь, значило, что конец неотвратим. И шутить в таком положении может только сильный человек.

- Павел Иванович, сейчас придет мой Еремеев и мы понесем вас на перевязку. Женя все сделает… И не надо так шутить.

- Молчи, Андрюша, и слушай. Я хочу что-то додумать. Чего-то я не успел понять. Сейчас прояснится. Ага, вот… Мы с тобой вели разговор в ту ночь… Помнишь? Мы говорили о назначении человека, о призвании каждого из нас. Мы говорили, что каждому назначено сделать что-то одно, главное, что станет смыслом жизни. Так? Я не потерял еще способность ясно мыслить?

- Все в порядке, Павел Иванович.

- Ну так вот… Я не успел свершить назначенное мне. Согласен?

- Но не зря же сюда послали именно вас, капитан. Здесь поворот дороги на Берлин. Мы вместе остановились именно здесь, чтобы завтра повернуть свой путь в обратную сторону. Этот бой - ваша победа, капитан.

- Молодец! Ты нашел то, что мне хотелось бы сказать… Дай мне глоток воды.

- Нельзя, Павел Иванович, нельзя!

- Ладно… Теперь слушай самое личное. Если будут спрашивать обо мне, скажи - откомандирован в другую часть. Смотри не подведи! Ты - товарищ по оружию, я надеюсь на тебя. Так и скажи: капитан Истомин продолжает службу в другой части. А в этой - я за него. То есть я оставляю тебя за себя… Не перебивать старших! Принять к исполнению. - Истомин начал сердиться и повышать голос. - Молчи! А то я не успею всего сказать… Молчи, Андрей, и слушай.

- Молчать бы надо вам, капитан. Недалеко медпункт, Соколова сделает все возможное…

- Послушай, Оленич! Она не увидит меня! Понял? Я в другой воинской части.

Оленич хотел запротестовать, но Истомин решительно поднял голову, и из уголка рта сильнее полилась кровь. Андрей испуганно и предупредительно поднял ладони, давая знать, что надо молчать.

- Сейчас ты узнаешь главное. Нино можешь сказать все как было… Она - истинный солдат, и все поймет. А Жене…

- Жене? - удивился Оленич. - Что - Жене?

- Шел я к Жене попрощаться. Не дошел. Ей скажешь, что я срочно отозван и направлен на другой фронт. Она - моя дочь…

- Что?! Женя Соколова - ваша дочь?!

- Да… А теперь молчи. Мы с ней больше не увидимся. Впрочем, как и с тобою. Вы остаетесь. Смотри не будь с нею слишком жестоким. Она любит тебя. Любит…

Лицо Истомина заливал пот. Оленич вытер его своим платком.

Капитан прохрипел:

- Возьми мой пистолет и документы, положи возле меня гранату… Ты поспеши на медпункт. Но Женя не должна знать… Все. Быстрее уходи!… Быстрее! Беги. Молчу, молчу! Все! Ни вздоха, о друг мой Истомин!…