Судьба офицера. Трилогия

- Славуня, познакомься: это Витя, сын Андрея Петровича.

Оленич заметил, как парень посмотрел на Мирославу заговорщицки-весело, потом приблизился к ней и, улыбаясь, протянул руку:

- Виктор.

Девушка подняла на него чуть-чуть удивленные глаза и подала свою руку, тихо прошептав:

- Чего ты? Мы ведь виделись на танцах… В парке. Два раза…

Вдруг лицо ее вспыхнуло, и она выбежала из палаты.

Галя озорно подмигнула Виктору, вышла следом за подругой.

Парень тоже стоял в полной растерянности, боясь посмотреть на Андрея Петровича.

- Витя, догони девочку. Что же ты? - спокойно произнес Оленич, словно не замечая его состояния. - Людмила Михайловна осмотрит меня.

Когда парень выбежал, Люда молча присела на стул возле кровати и привычным движением взяла руку Оленича за запястье.

- Сейчас начнет учащаться пульс, - с иронией произнес Андрей.

10

Внизу, в вестибюле, дежурила женщина лет пятидесяти, с проседью в темных волосах и с сострадательным взглядом небольших глаз. Она сидела в самодельном деревянном кресле и вышивала красным и черным манишку мужской сорочки. Когда вошел с улицы в вестибюль молодой, но большой и грузный человек, она внимательно посмотрела на него, словно хотела догадаться, кто он и что ему нужно. Вошедший держался свободно, будто в знакомой гостинице. В руках он держал довольно объемистый баул.

- Это здесь находятся инвалиды войны? - небрежным тоном спросил он.

Дежурная отложила вышивание и поднялась ему навстречу:

- Вам кто нужен? Начальника госпиталя сейчас нет.

- Я должен сфотографировать какого-то Оленича Андрея Петровича.

- Входить сюда без пропуска не разрешается.

- А где взять пропуск?

- Вот позвоните старшей медсестре. - Дежурная поставила на перила загородки телефонный аппарат.

- Как звонить?

- Поднимите трубку и попросите старшую медсестру. Только вряд ли вас пустят к капитану: он пока еще в плохом состоянии. У него недавно был сильнейший приступ. А все через того дезертира, который до этих дней сидел в яме под печкой. - И дежурная принялась рассказывать историю с письмом, из-за которого случился припадок. - Прилетал профессор из Ленинграда - еле-еле привели его в себя. И всякие встречи, волнения ему противопоказаны…

Людмила Михайловна в это время находилась в своем маленьком кабинетике, задумчивая и грустная: обследование Андрея просто повергало ее в ужас - так слаб его организм. Малейшее потрясение - и нервная система не выдержит. Обнадеживало только то, что Андрей все время бодрился, старался быть веселым, он даже к ней проявил неожиданное внимание, сказав, что если бы вместе с ней ехать, то он согласился бы в любое время и куда угодно. Он отлично понимал, что она единственная сопротивлялась его выписке из госпиталя, была убеждена, что ему рано отрываться от госпитальной койки, как бы ни велико было желание у всех отпустить его в здоровую, нормальную человеческую жизнь. И Гордей, и профессор Колокольников считали, что Андрей сможет мужественно вынести невзгоды и неудобства самостоятельной жизни - без нянек и санитаров, без ежедневного медосмотра и без готовой кухни, без постоянной тишины.

Телефонный звонок отвлек ее от раздумий. В первое мгновение она обрадовалась, что Андреем заинтересовался какой-то журнал, что его портрет может быть напечатан и о нем узнают тысячи людей. Наверное, это порадует и ободрит капитана, поможет ему быстрее стать на ноги.

Она спустилась на первый этаж: в вестибюле по паркету мимо домотканых дорожек тяжелыми шагами ходил мужчина лет двадцати двух, но он казался старше благодаря своему крупному телосложению, большой голове и высокому, выпуклому лбу, точно отлитому из гипса. Людмила Михайловна остановилась на последней ступеньке, и их взгляды встретились. Глаза незнакомца сперва показались неопределенного цвета и потухшими, но вот они ожили, вдруг цепко ощупали ее с ног до головы, удивленно остановились на ее лице, а потом широкое лицо начало расплываться в улыбке. Все было нормально, пока парень не осклабился. Но вот показались редкие зубы и все испортили: лицо сделалось приторно льстивым, неискренним.

Гость поправил галстук и, склонив голову, отчего упали прямыми прядями длинные влажные волосы, представился таким тоном, точно его знали и ждали здесь с нетерпением:

- Эдуард Придатько, фотохудожник журнала… Для вас - Эдик.

Криницкая хоть и не ощутила в себе симпатии к приезжему; но приняла его радушно и в душе надеялась, что этот человек принесет несколько хороших минут Андрею.

- Людмила Михайловна, старшая медицинская сестра. Мне доложили, что вы намерены сфотографировать одного из наших подопечных?

- Признаться, Людмила Михайловна, снимать больных людей - не мое амплуа. Я - эстет! Только прекрасное вдохновляет меня.

Вначале Людмила восприняла слова Придатько как проявление веселого нрава молодого человека, как способность шутить, но он смотрел на нее так пристально и так изучающе, что она невольно спросила:

- Почему вы так вглядываетесь в меня? Вроде прицеливаетесь. Что-нибудь не нравится?

- Вы, Людмила Михайловна, полное совершенство! И первый портрет - ваш.

- Думаю, это лишнее.