Судьба ополченца

Достал я топор и стал рубить орешины и молодые березки. Установил стояки, привязал между ними жердины и начал делать стенки: втыкал в землю тонкие стволы и переплетал их ветками с листьями. Уже в помощь мне дали двух партизан, они носили ветки и жерди, а я заплетал, строительство пошло быстро. Крышу сделал с крутым скатом, внутри поставили столбики, на них укрепили слеги — получились лежаки, чтобы раненых не на пол класть, а чтобы им мягче лежать, сверху намостили на лежаки мягкую подстилку из веток и сухой травы. Госпиталь был готов. Шалаш получился в рост, настоящий домик, такой мы когда-то в детстве строили на леваде, чтобы бежать из дома, опыт наш пригодился.

Вскоре показались партизаны, возвращавшиеся с задания. Колю Клочко вели под руки, голова у него была забинтована, его ранило в челюсть, рядом шла медсестра Стася, это она сделала Николаю перевязку во время боя. Сразу уложили его на кровать из веток и сена, покрытую простёлкой. Федя Сальников ловко очистил рану, выбрал осколки зубов и перевязал. Оказалось, Николай очень смело и рискованно выскочил на дорогу, по которой шел грузовик с немцами, и стрелял стоя, смог сразу убить шофера, но и фашисты, сидевшие в кузове, ответили очередью из автомата и попали в него. Пуля прошла через обе щеки навылет, но задела челюсть и повредила зубы. Когда начали отходить, партизаны хотели нести его, он потерял много крови, но Николай не разрешил, показал, чтобы взяли под руки. Ранение было тяжелое, неудобное для перевязки и раненого — говорить нельзя, есть нельзя, пить тоже нельзя. Но еще счастливо вышло, чуть выше или ниже — было бы смертельно.

Федя Сальников меня похвалил, сказал, что лежаки очень удобные и для перевязки, и для спокойствия раненых. Вот и пригодилась построенная из жердей и сплетенная из веток моя хата, я был счастлив.

Подошел Коля Гутиев со станковым пулеметом, вид у него был растерянный. Оказалось, его первый номер, украинец, который меня из шалаша выгнал, сбежал. Они лежали вдвоем в засаде, потом пулеметчик сказал: «Схожу к командиру, может, надо на другое место перейти. Ты будь возле пулемета». Коля навел прицел на дорогу и ждал его возвращения. Минут через десять подошел Жуков, спросил, где первый номер, Николай ответил, что ушел на ком-пункт. Начался бой, сразу подбили машину с немцами, и до места засады Николая бой не дошел. Когда отходили, обшарили кусты, но пулеметчика не нашли. Карабань выругался:

— Ушел!.. — И передал Марковичу мой разговор со Стацюком.

Маркевич тоже был раздосадован:

— Как же ты сплоховал, разведчик! Надо ночью было комиссару доложить.

Я чувствовал свою вину, и было не по себе, как я, такой уже битый, не понял, что надо действовать сразу. Еще хорошо, что Николай жив остался, побоялся украинец, близко партизаны лежали.

— Доверяя, проверять надо, — вывел Карабань. — Могли из-за этого гада без пулемета остаться.

Сергей подмигнул и сказал, как бы утешая:

— Ничего, был один гад, да и тот сбежал. Зато девять человек к нам пришли, даже такие, которых генерал шоколадом кормил!

Случай с предательством в первый же день в партизанах показал мне всю суровость их борьбы и необходимость быть готовым к реакции во всех положениях. Тыла здесь не было. Враг пробирался во все щели, и нельзя было оказаться слабым звеном в цепи. Ты отвечал не только за себя.

А шалаш себе я все-таки построил. Конечно, не такой шикарный, как госпиталь, а легкий и маленький. Можно было влезть в него, как в мешок, и никто тебя не смел тронуть. А выберешься, сядешь на землю, на пенек положишь дощечку и рисуешь. Мне понравился молодой партизан в фуражке с красной звездой, попросил его посидеть и нарисовал портрет. Это был первый рисунок в партизанах, он и сейчас у меня, на нем есть дата: «27 августа 1942 г.» — значит, в партизаны я вступил 26 августа, так как рисунок был сделан на следующий день.

* * *

На меня история с перебежчиком имела сильное влияние, она как бы положила тень на нас. Проверка шла людей только боем, только смертью врага ты мог доказать свою верность. Много еще было разговоров о перебежчике, Миша Карабань переживал очень, до войны он был милиционером и потому считал, что в случившемся он виноват больше всех. Маркевич собрал нашу группу и предупредил, что в лагерь засылаются лазутчики, формы их диверсий самые изощренные, трудно поддающиеся разоблачению, поэтому все должны быть начеку. Рассказал, как недавно пришли в отряд двое, молодой парень привел к партизанам девушку-ев рейку, спасая от расстрела, так как поползли слухи, что готовится расправа над евреями. Но комиссар отряда приказал обыскать проводника, и у него нашли зашитые в одежду пакетики с ядом. При допросе выяснилось, что он имел задание всыпать яд в котел партизанской кухни, и, чтобы втереться в доверие, ему понадобилась инсценировка со спасением еврейской девушки. Немцы сбрасывали с самолетов детские игрушки, перочинные ножики, железные путы для лошадей — знали, мимо чего не пройдет крестьянин; а когда эти вещи брали в руки, они взрывались.