Судьба открытия

— Совета? — переспросил он и помедлил. — Чего ж… совет единственный: пока нельзя никого увольнять. Ни одного человека.

— И тебя нельзя увольнять?

— И меня нельзя увольнять.

— Ты на меня не сердишься?

— Нет, не сержусь, — ответил Шаповалов без улыбки.

А в кубрике он оживленно, подшучивая над собой, рассказывал товарищам о разговоре с капитаном. Будто он и так и этак изворачивался, а капитан — хитрый старый запорожец — припер его к стене. Что поделаешь? Лопнула нынешней осенью для него летная школа. Но в будущем году — уж черта с два! В будущем году он все равно туда пойдет учиться, какие бы ни были обстоятельства.

Незаметно приблизилась зима. В мыслях Шаповалова нет-нет, да промелькнет забота о судьбе вещей из лаборатории Пояркова. Быть может, фасонное стекло и банки, раскопанные им, до сих пор лежат без движения. Уж очень этот Федор Николаевич легковесный человек.

Чувствуя себя за это ответственным, и чтобы подтолкнуть его, напомнить об обещанной посылке образцов в техникум на экспертизу, Шаповалов отправил Федору Николаевичу письмо.

Оно вернулось на «Тавриду» с пометкой на конверте: адресат на руднике не проживает, выбыл неизвестно куда.

Обеспокоенный новым осложнением, Шаповалов тотчас написал Танцюре. Попросил узнать, как обстоит дело с выкопанными лабораторными предметами.

А Азовское море в декабре покрывается льдом. На зимний период — до февраля — «Таврида» вышла за Керченский пролив, чтобы перевозить грузы только между черноморскими портами. Погода стояла штормовая. Малочисленной команде было тяжело работать.

Ответное письмо Танцюры Шаповалов получил в Новороссийске. Он распечатал его негнущимися от холода пальцами и прочитал на палубе во время погрузки цемента — под поскрипывание блоков, под возгласы «вира» и «майна».

Оказывается, Федор Николаевич подлым образом покинул Лельку Крутоверхую и сбежал с рудника, заметая за собой следы. А ящики с имуществом Пояркова тоже куда-то исчезли. Танцюра ходил на спасательную станцию, спрашивал у лаборантов. Лаборанты не знают ничего. Вместе с Танцюрой они искали эти ящики в сараях, добросовестно искали — и признаков их не нашли.

Именно в тот день в Новороссийске, когда закончилась погрузка судна, вдруг выпал свободный часок. Шаповалов и Захарченко отправились вдвоем побродить по городу.

Пронизывал ветер. Дома будто нахохлились, местами снегом облепило стены. Скользко — на тротуарах лед.

— Черт его возьми, — возмущался Шаповалов. — Я думал, он все-таки порядочнее человек!

— Это химик-то? Тю! — воскликнул Захарченко. — Пиши пропало! Одно слово — химик свинячий. Недаром пословица есть. — И он усмехнулся озябшими губами. Начал утешать: — Послушай, Петя, да толк же все равно один, что так, что этак. Не кто-нибудь, это говорю тебе я! Чего там. Ну, порошки устаревшие… кому они нужны? Выкинь ты из головы, а то икота в гроб беднягу вгонит — Федора твоего Николаевича.

Неуютно было на улице. Они шли мимо витрин магазинов. Остановились перед книгами. Захарченко со свойственной ему живостью обрадовался:

— Вон — Чехов, забавные рассказики. Петя, давай зайдем, купим!

В магазине Захарченко облокотился о прилавок и, молниеносно познакомившись, уже перешептывался о чем-то с девушкой-продавщицей. Девушка тихонько захихикала. Второй продавец, старичок, искоса наблюдал за обоими матросами.

А Шаповалов, передвигаясь вдоль прилавков, разглядывал книги. Брал в руки то одну из них, то другую. Задержится, посмотрит — положит книгу на место.

В «Основах химии» Менделеева он увидел рисунки химических приборов. Многое здесь оказалось удивительно похожим на приборы из лаборатории Пояркова. Будто бы осколки, что брошены в степи, склеились и ожили на этих мало для него понятных страницах.

Теперь он взволновался как-то. Торопясь, перелистал первый том, перелистал второй.

— Вот это я возьму! — сказал он продавцу.

— Менделеева?… — недоверчиво протянул старичок. Ощупал взглядом чернявого матроса. — А может, вас тогда новинка привлечет? — И вынул из-под прилавка толстую книжищу — Меншуткин, «Курс общей химии», для высших учебных заведений.

Шаповалов прикинул на ладони, сколько она весит, раскрыл наугад. Повеселев, захлопнул и прижал ее к себе:

— Да, да, вот эта книга тоже мне необходима!

5

Наступило новое лето. Шаповалов уже около года плавает на «Тавриде».

В один из летних дней, когда «Таврида» подходила к Керчи, капитан поручил ему срочно отнести в какую-то из городских контор запечатанный конверт. Дело касалось погрузки железной руды.

Только стали швартоваться в Керченском порту, еще чуть не метр воды между фальшбортом и причалом, как Шаповалов спрыгнул с судна и побежал к ближайшей улице. Он был в легкой белой рубахе, заправленной в черные брюки навыпуск. Голова его непокрыта. И покрой брюк, и якорь на ремне, и сине-белые полосы видной на груди тельняшки — все говорит о том, что он матрос.

Выбежав на тротуар, он замедлил шаг, пошел не быстрее других пешеходов. По временам оглядывался — на людей, идущих мимо, на деревья, клумбы и дома.