Судьба открытия

И он — нагловатый, самонадеянный юнец — уже чувствовал близость безошибочно верных комбинаций, какими он сумеет и взять этот синтез в свои руки, и извлечь из этого открытия огромные доходы. Из расчетов, которые он успел проштудировать в тетради, ему совершенно очевидно: штейгер не видит настоящих горизонтов, не подозревает, что химическое производство столь дешевых сахара и хлеба может привести к владычеству на оптовых рынках мира. Расчеты клонятся к созданию мелкой установки; значит, их автор не догадывается об истинной цене своих трудов. Ну, тем проще!..

Лисицын как бы навис над ним, стоя рядом с его стулом, хмурый, с кулаками, прижатыми к груди, еще не мывшийся после работы на пожаре, еще в пропахшей дымом брезентовой куртке.

Так глядя на Лисицына, словно имеет право поучать его, Крумрайх поднял палец и начал пространную речь. О, это отрадно, когда скромный труженик стремится стать человеком науки! Почет и деньги — кто от них откажется? Синтез углеводов может создать автору идеи некоторое имя, отчасти даже — состояние. Но для первого дебюта с этакой идеей Россия не есть пригодное место. И разве подлинный ученый не должен поискать себе известности в Европе? И вот он, Крумрайх, предлагает: он увезет описание синтеза в Германию, где открытие рассмотрят знаменитые химики. И тогда оно будет куплено за довольно крупные деньги…

— Мерзавец! Вон отсюда! — не крикнул, а скорее прохрипел Лисицын.

Крумрайх не пошевелился. Его серые навыкате глаза продолжали глядеть с непоколебимым, спокойным упрямством.

— Вы, господин Поярков, — сказал он, — не полностью постигли смысл вам предложенного. Суть беседы, для вас… как это по-русски… еще вилами на воде написана. Ведь мы же деньги обещаем вам, весьма порядочную сумму!.. Хотите, я тотчас дам предварительный задаток? Могу сию минуту вручить триста рублей!

Лицо Лисицына, запачканное копотью и исказившееся от ярости, страшной маской приближалось к нему. Но еще страшнее, чем лицо, Крумрайху теперь кажутся руки Лисицына. Вздрагивающие, они будто ловят что-то, напряженно ощупывая воздух, и медленно тянутся к его шее.

«Задушит!» — вдруг подумал Крумрайх.

Вскочить он не успел. Лисицын схватил его за ворот. Грубо сдернул со стула. Волоча, как мешок, протащил через всю комнату. Вытолкнув в дверь, поднял. Ударил в спину ногой. Крумрайх упал поперек коридора; дверь за ним шумно захлопнулась.

Из аптечки выглянул фельдшер…

А с фельдшера, собственно говоря, все это и началось.

Сегодняшним утром, когда Макар Осипыч узнал о приезде представителя немецкой фирмы «Дрегер», его, словно приступ лихорадки, заколотило любопытство. Он вообразил, будто фирма послала агента для борьбы за тайну щелочных патронов в связи с интригой, затеянной здесь Терентьевьм и штейгером Поярковым.

Желая видеть, что станет делать присланный фирмой агент, Макар Осипыч намеренно опоздал к выезду спасательной команды на аварию. Когда все уехали, принялся с ловкой осторожностью следить за немцем.

Но агент повел себя не так, как этого следовало бы ожидать. Он не кинулся сразу, по помещениям станции, звякая отмычками. Битых три часа он просидел в кабинете Терентьева, писал какое-то письмо. Потом, вероятно, скучая, зевал и потягивался. Наконец, уже вовсе разморенный зевотой, вышел в коридор. Постоял немного. Затем его внимание привлек кислородный насос, сделанный на Любекском заводе фирмы «Дрегер». Насос стоял в глубине аппаратного зала. Крумрайх отправился к нему, чтобы посмотреть, как с ним обращаются, в порядке ли система глицериновой смазки.

Макар Осипыч внезапно обнаружил: рядом с аппаратным залом, в двери штейгера Пояркова, из замочной скважины высовывается забытый штейгером ключ.

Вмиг родился план. Вмиг претворился в действие.

Промчавшись из своего укрытия беззвучной рысью, Макар Осипыч открыл дверь, ворвался в первую комнату Лисицына, оттуда распахнул дверь во вторую — так, чтобы лаборатория стала видной из коридора. Оставив обе двери открытыми, сам тотчас убежал. Спрятался опять вблизи аптечки за выступом стены.

Расчет его оказался правильным. Как только Крумрайх снова вышел в коридор, он почти сразу заметил, что возле аппаратного зала, за комнатой, кому-то служащей жильем, виднеется другая, заполненная непонятным множеством лабораторного стекла. Что такое тут? Зачем это на спасательной станции?…

И теперь вот Крумрайх лежит на полу, выброшенный Лисицыным. Щека его разбита в кровь. Ворот пиджака разорван. Испуг постепенно начал проходить, но на душе и злоба и чувство жгучей досады.

Неужели те блистательные перспективы, которые он считал уже своими, бесповоротно выскользнули из его рук? Так глупо пострадать от нападения скифского бандита!..

Поднимаясь с пола и шепча: «Дикий бык! Бешеная собака!», он мрачно посмотрел на закрытую сейчас наглухо дверь.

До чего ужасную оплошность допустил он! Ах, майн готт, надо было не задерживаться там, читая, а схватить тетради без раздумья и с ними как можно скорее — в Германию!