Сокращая всё это до минимума, замечу лишь то, что запомнилось больше всего. А именно, Клизмин с Телегиным заселились в 12-метровый санаторный номер с двумя железными кроватями и видом на море, второй этаж, без балкона и без лоджии. Макеев был подселен к гр. Ковальчук, который впоследствии, уже при реальном заселении, оказался симпатичной незамужней москвичкой, 32 лет от роду, крашенной блондинкой, находящейся в поиске надежного и обеспеченного спутника жизни. Ну а Николай Михайлович – был поселен в номер полулюкс, с балконом, с видом на море, с холодильником, большим телевизором, кожаным диваном и всякой дребеденью, полагающейся в номера VIP-постояльцев. Заселен один с пометкой «без подселения».
Вечером, после купания, после ужина и вечернего кефира (в 21.00 каждому отдыхающему санатория Волна полагался стакан обезжиренного кефира), все четверо накатили, отметив первый день пребывания в санатории.
Ночь прошла у каждого из «новеньких» по-разному. Оба полковника соревновались в руладах и соловьиных трелях. Богатырский храп, икание, старческие кряхтения, чихи и, естественно, зловонный громкий пердеж прерывались забегами в туалет. Оба мочились в раковину, открывая кран с холодной водой, чтобы не оставлять никаких следов, разводов и луж на полу и в раковине. Каждый наивно полагал, что этот прием – НОУ ХАУ именно его, и что никто даже не догадывается о такой возможности, как мочиться в раковину умывальника. Бред!
Не буду оригиналом, если замечу, что почему-то в туалетах (в квартирах, номерах гостиниц и т. д.) по-прежнему в России не делают мужских писуаров?! Более того, считается, что туалет и ванная должны быть раздельными. Бред. А помыть или подмыться? А если мужчина или женщина, что гораздо реже (?) в принципе не пользуются туалетной бумагой или чем-то вроде того? А зачем? Весь цивилизованный мир подмывается и моет свои причендалы. Сразу же! Сделал и помыл! А как же иначе? Ведь только на постсоветском пространстве до сих пор есть туалеты в виде деревянных будок с очком вместо унитаза и естественно, без воды, без туалетной бумаги, без мыла, естественно. Бред!
А не бред принимать пищу грязными руками или беря еду из общей посуды? Или использовать одну ложку на всех? Или есть арбуз или дыню руками и без отделения мякоти от корки?
Я не буду умничать, но в России, да и в других бывших республиках (!) все так делают, все! И лишь единицы обезьянничают за Западом и едят красиво. Настолько красиво, что в публичных местах на себя обращают повышенное внимание и притягивают к себе не только саркастические взоры и улыбки обычных россиян, но даже враждебный, презрительный смех.
Санаторий был советских годов постройки и раковины в умывальнике, совмещенном с унитазом, были установлены правильно. Мужичку даже маленького росточка не требовалось вставать на цыпочки, всё получалось самим собой, просто и естественно. И только Лобов вставал на носочки с прямой спинкой, внимательно наблюдая за струёй.
Макеев отметил Ковальчук около 4-ех раз, с паузами, перерывами и перекурами. Однако до завтрака он кувыркался с ней так, словно это был либо первый, либо последний раз в его жизни. Его избитые шуточки и постоянные мелкие знаки внимания обычно быстро располагали женщин к сексу. И здесь было тоже самое. Более того, бедная женщина утром думала уже только о замужестве, о том, как она с Виктором будет растить и воспитывать детей, о том, как хорошо иметь такого умного, красивого и внимательного мужчину.
Кроме беготни в туалет и обратно Лобов ворочался с бока на бок и пытался наметить план действий на день, неделю, на весь период отдыха. Мысли путались. Он то впадал в дрёму, то просыпался в холодном поту. Алкоголь давал о себе знать. Ведя практически здоровый образ жизни, Николай Михайлович зачем-то выпил. Он напился с маленького количества местной водки, от чего голова его просто раскалывалась.
На небе ярко светил месяц. На спокойной морской глади отчетливо красовалась лунная дорожка. За окном нахально пели свои песни крымские цикады. То там, то сям были слышны голоса ворон, которые обычно по ночам спят, но Николай Михайлович отчетливо слышал каждый звук, каждый шорох. Он даже улавливал звуки из соседних номеров, но все вокруг спали или пытались заснуть как и он сам, и только тезки Александры залихватски храпели, сопели и пускали газики, переворачиваясь с одного на другой бок, ища более комфортную позу, каждый раз сопровождая громкими стонами и кряхтением.
Опять про пердёж? Ну сколько можно? Пунктик, что ли?
К началу завтрака Николай Михайлович вышел с гладко выбритой физиономией, в чистеньком спортивном костюме, в новеньких босоножках и белоснежных носочках, которые угадывались сквозь дырочки обуви и при ходьбе, когда брючины обнажали голеностопы.
Аппетита не было, зато вкусно пахло бочковым кофе, вареными яйцами, овсяной кашей и ещё чем-то, что внушало оптимизм, не всё так плохо!