— При мне вроде старичок был.
— Был, да всплыл. Помер он уже как четыре года. Теперь вот эта, змея. Из Волина к нам перебралась.
— Проводишь?
— Провожу, конечно. Только на глаза к ней я ни-ни… Ты сам там разбирайся.
— Не беспокойся. Разберусь. Пошли.
— А то ж…, - Олаф испуганно коснулся своей лапищей белой руки девушки, — а она не того, пока мы значит…упаси Единый.
— Не должна. Идём, пусть жена твоя пока здесь посидит.
— Вот ведь непруха-то, — растерялся кузнец, — а вот не захочет, и что тогда? Она у меня такая, иногда прям как кремень.
— Твоя жена. Ты и разберись.
— Легко сказать.
Кузнецова жена сидела на лавочке возле дома. Лицо как маска. Ни дать ни взять, живая статуя скорби и печали.
— Э… — промямлил Олаф, — к дочери бы надо. Обратно.
Женщина, даже не посмотрев на кузнеца, встала и направилась к дому.
— А ты боялся, — понизив голос почти до шепота, бросил Ильм.
— Кто их поймет…, - так же шепотом отозвался Олаф, — все одно припомнит. Ох, припомнит.
Травница, как оказалось, жила на другом конце Вешек. Спутник Ильма, сплюнул, махнул рукой и повёл его кратчайшим путём, через узкие темные переулки.
Шли быстро.
Ильм задумчиво созерцал деревенские задворки, и лихорадочно ещё и ещё раз взвешивал все за и против. Опыт в подобных делах у него был по большей части ученический, и сейчас он мучительно сомневался, так ли решил составить лечебную смесь. Так ли он всё рассчитал? Не причинит ли он вред вместо пользы?
Кузнец, шедший чуть впереди, молчать никак не желал. Он поминутно останавливался, заглядывал в глаза некроманту и тараторил без умолку. Вопросы сыпались из него как из рога изобилия. А поможет ли зелье? А вдруг не поможет, и что тогда? А как зелье вливать? Или может его втирать? Если втирать, то куда?
Ильм вяло отмахивался и всячески пытался не сбиться с собственных мыслей. Потом Олаф забыл о зельях и способах их употребления и принялся многоречиво повествовать, как много работал, пока дочь болела. Он углубился в тонкости кузнечного дела так глубоко, что Ильм почти перестал его понимать.
Он уже собирался аккуратно цыкнуть на Олафа, как, на счастье кузнеца, откуда-то из-за угла, выскочил здоровенный пёс с оскаленной мордой. Кузнец разом смолк, и впал на несколько мгновений в столбняк. Потом неожиданно громким злым голосом так покрыл некуртуазными словами вдоль и поперёк бедную животину, упомянув её дальних и близких родственников, а так же прочие деликатные подробности, что бедный пёс враз сник и, поджав хвост, убрался в ближайшую подворотню.
Олаф в два пальца свистнул ему вслед и указал рукой на приземистый домишко, показавшийся из темноты.
— Вот он, дом травницы. Как тебе хоромы?
Ильм окинул критическим взглядом подслеповатые окна, оголённые местами стропила крыши, торчавшие, словно обглоданные кости, кривую калитку. Судя по всему, травница на новом месте не жировала.
— Негусто.
— И я о том. Иди, прости милостыню. А я здесь постою. В тылу.
Некромант, оглядываясь по сторонам, подошёл к жилищу травницы и громко стукнул кулаком о ставни.
— Эй, хозяйка, — воззвал он, — открой. До тебя нужда имеется.
Ответом ему была тишина. Потом во дворе тихо прошуршали чьи-то шаги. Калитка немного подалась в сторону и в появившуюся щель, просунулось узкое, сморщенное старушечье лицо. Ильму, даже показалось, что длинный нос травницы шевельнулся, почти как у крысы, вынюхивая, что за гость к ней пожаловал.
— В чем нужда? — неожиданно ласково поинтересовалась старуха.
— Порошок нужен, — выступил из тени Ильм.
— Какой такой порошок? — подозрительно сузила глазки старуха.
— Из коры ольхи.
— Один серебряный центурий.
Ильм немного опешил. А не много ли чести за кору серебром расплачиваться? Хотя с другой стороны, если сейчас отказаться от покупки, то придется тащиться в лес. В потемках искать ольху, а оных деревьев в округе не много, потом сушить и толочь… Сушить надо не менее суток, а время дорого. Случись что, ни Олаф, ни Гарт его не поймут. Значит, в этот раз придется уступить.
— Согласен.
— Деньги вперед.
— Сначала порошок.
Несколько томительных ударов сердца они сверлили друг друга подозрительными взглядами.
— Ладно, — первой отступила травница, — стой здесь. Сейчас принесу.
Едва она скрылась в своей берлоге, как за спиной послышался приглушенный свист.
Ильм оглянулся.
Из-за угла нетерпеливо высунулась рожа Олафа.
— Как там?
— Скройся, что б я тебя не видел.
Кузнец послушно исчез.
— Ты с кем там, а? — старуха совершенно неожиданно возникла перед некромантом.
— Собаку отогнал.
— Смотри мне. Вот, держи и деньги давай.
Ильм положил центурий в сложенную лодочкой ладошку.
— Сколько здесь мерок?
— Почто тебе? Будто понимаешь чего.
— Хозяин велел уточнить, — не дрогнув лицом, соврал Ильм.
— Хозяин? Я тута всех знаю, а тебя что-то не припомню.
— Проездом мы. Только приехали. Уважаемый трактирщик сказал, что ты мастерица в своем деле. Очень хвалил. И вот я здесь.
— Хвалил? — засомневалась травница, — ну ладно. Пять мерок я тебе дала. Иди к своему господину. Не мешай более…
Калитка со скрипом захлопнулась. Ильм сжал в кулаке ставший в буквальном смысле золотым сверток.