Посреди всего буро-гнилостного ужаса возвышался алтарь из полированного камня. Он был залит засохшей кровью.
На алтаре лежала мертвая женщина. Судя по всему — мертвая два или три дня, кожа приобрела зеленовато-восковой оттенок. У алтаря находилась каменная, доверху наполненная требухой чаша. Под ней едва тлели угли. Напротив раздвинутых ног покойницы стояло обнаженное существо. Бесполое, с длинной гривой черных засаленных волос, больше напоминавших свалявшуюся шерсть. Бледное лицо покрывали черные и красные пятна. Как кожу больного пса. В руках существо сжимало деревянный фаллос.
Погружая его в замученную женщину, обезумивший бог раз за разом повторял:
— Мне не должно быть больно… не должно… ты ведь понимаешь? Я не могу больше терпеть эту боль! Отдай мне свою кровь… хотя бы чуть-чуть…. Почему же нет крови, проклятая ты тварь? Где она? Мне больно! Мне так больно… У меня под кожей жидкий свинец… в глазах — угли… в голове — раскаленный котел… мне нужна она! Нужна кровь!
Рот его не раскрывался, но слова беззастенчиво ломились в сознание юноши.
Дольше терпеть Ард не мог. Рухнул на колени, зажал ладонями уши. Чужая боль стала его болью, чужая воля искажала, вытесняла собственную, присосавшись, как пиявка, к сознанию. Юноша принялся вторить безумцу, ощущая, что слова не способны насытить, избавить от мук.
Что-то темное и чужеродное завладевало им, толкая к убийству.
Раскачиваясь, как пьяный, он подскочил и хватил бога по голове своей палкой. Еще раз. И еще. Бил, пока череп свихнувшегося монстра не треснул, пока не брызнула зеленовато-черная кровь. Бил, пока сам не почувствовал удар в грудь, от которого завалился на спину, задыхаясь и обливаясь слезами. Голова раскалывалась от боли.
«Снова! Снова из бога вырвалась волна силы!»
Волна непонятной энергии рванулась вверх, проломив потолок и едва не разрушив святилище. На Арда упало несколько внушительных кусков земли и едва не перебило ребра балкой.
Наваждение исчезло. Чужая воля перестала ломиться в сознание. Пришедший в себя юноша выбрался наружу, чтобы угодить в руки подоспевшему Херидану.
— Твою-то мать, парень! — проворчал горец. — Мне бы стоило запомнить, что тебя нельзя даже на мгновение оставлять одного! Что стряслось на этот раз?
— Зайди внутрь, — с трудом разлепил искусанные губы Ард. — Зайдите все и посмотрите!
Он разрыдался, выскользнул из рук ошарашенного Херидана и упал на живот. Посмотрел на испачканные кровью руки.
«Я убил бога…»
Охранникам не потребовалось даже перешагивать порога, чтобы все понять. Херидан зло покосился на Ольхоча.
— Говоришь, народ хлебосольный и мирный, а бог — сама доброта?
Растерянный воин смахнул со лба пот, пугливо оглянулся на холм.
— Сам не понимаю, что произошло. Сколько ездил, всегда спокойно было.
— Чтобы ни случилось, надо отсюда уходить. И как можно быстрее, — проронил другой охранник.
Херидан кивнул, подхватил Арда под руки, поставил на ноги.
— Ты как? Идти можешь?
— Дойду. А с ними, со всеми, что делать? Так бросим? На поживу зверям? Не по-человечески это.
— Лучше не трогать, — вмешался в разговор третий охранник. — Мы не знаем, что за напасть на них обрушилась, вдруг болезнь или порча какая. Уходим, хозяин.
Они без оглядки припустили к оставленным телегам. Мертвая тишина, накрывшая деревню, вдруг навалилась на путников внезапным чувством страха. Ощущение, что стоит оглянуться, и они увидят, как в распахнутых настежь воротах толпятся все жители деревни — мертвые, покалеченные, смотрящие с укором им вслед, было настолько явственным, что по спинам тек холодный пот.
— За вами призраки гонятся, чего вы такие перепуганные? — дожевав колбасу, заржал Пард, когда они выскочили к телегам. Его смех тут же смолк, стоило заметить, как трясет Рэйхе, как напряжен Херидан, а Ольхоч, сжимая оберег, бормочет заклинания. Ард сам напоминал призрака — глаза остекленели, лицо белее мела.
— Случилось чего? — сразу насторожились дожидавшиеся их охранники.
— Уходим! Гоните, как можно быстрее! — рявкнул горец, вскакивая в седло.
Засвистели плети, закричали возницы, погоняя лошадей. Летели галопом, пока лес не остался далеко позади.
— Что там было-то? — покосился назад Пард. — От кого бежали?
— От деревни мертвецов, — сплюнул Херидан. Желваки ходили у него на скулах.
— Все мертвы, что ли? Мор или нападение?
— Местный божок спятил. Всех поубивал.
Пард посерел лицом.
— Дела…
— Не понимаю, — неожиданно простонал Ольхоч. — Много раз у арагов гостил, к молодке одной наведывался. Не было людей более приветливых, чем здесь. С богом частенько о жизни говорили. Умно, складно он о мире рассказывал, мудростью делился. Ни гордыни в нем, ни зла не было, о людях своих как о детях пекся. И вдруг такое… Онейку я на огороде мертвой нашел — зарубленную, а сынишку ее в колодце.
Охранник обхватил голову руками, закачался.
— Не война ведь. За что же их так? В чем провинились?
Ответов ни у кого не было. Потупились, отвернулись, с ужасом представляя на месте жителей мертвой деревни своих родных.