Судьба попугая

— И это вот так вы живете? — спросил он у сидевшего рядом бригадира.

— Ага, — ответил тот. — Хорошо живем, ты лучше о себе расскажи: кто такой, откуда?

Все за столом притихли, ожидая рассказа. Горбун-счетовод даже ложку с кашей обратно в миску опустил.

— А што рассказывать? — пожал плечами пришелец. — Зовут меня Демид Полуботкин, жил в Москве, потом прислали в колхозный дворец культуры тут недалеко, в село Нижняя Колода. Ну а оттуда я сбежал…

— А чего тебя туда прислали? — спросил один из мужиков.

— Культуру укреплять.

— А чем ее, эту, укрепляют?

— Ну чем, песнями, плясками…

— Так ты, што ли, и поешь?! — радостно воскликнул бригадир. — А?

— И пою, — горделиво произнес Демид Полуботкин.

— Так споешь, может, чего после завтрака? — спросил счетовод.

— Не-е, — мотнул головой Демид. — Для этого особый настрой нужен, радость должна внутри быть… это ж не копать.

Бригадир кивнул.

Счетовод нахмурился.

— Ну а про жизнь в Москве рассказать можешь? — спросил какой-то мужик.

— Могу, — сказал Демид.

— Вот што тогда, — заговорил бригадир. — Надо, шоб все слышали… Давай это в классе расскажешь, а?

Демид согласился, и тогда бригадир после завтрака объявил всем, что вечером в классе про Москву расскажут.

Прошелся потом Демид по Новым Палестинам, с интересом рассматривая строения и жителей, а когда уже возвращался в главный коровник, где ему лавку определили, столкнулся лицом к лицу с хорошенькой светловолосой девушкой, одетой в валенки и большого размера тулуп, и без всякой шапки.

— Это вы из Москвы? — спросила она, смущенно улыбаясь.

— Я, — ответил Полуботкин.

— Катя, учительница. — Девушка протянула руку.

— Дема. — Улыбнулся Полуботкин.

— Вы сегодня будете про Москву рассказывать?

— Ага. — Дема кивнул. — Буду.

— Это хорошо, — сказала Катя и, еще раз мило улыбнувшись, отошла, оставив Полуботкина в некотором недоумении.

Отошла она, потом обернулась и проводила его взглядом, пока в человеческий коровник он не вошел.

«Смешной какой! — подумала Катя. — И животик такой кругленький, что аж выпирает! Кушать, должно быть, любит!» Вечером Полуботкин рассказывал про жизнь в Москве. Про конных милицейских, про магазины, про кино.

Народу собралось очень много. Слушали его внимательно, затаив дыхание, и только иногда кто-нибудь из малокультурных мужиков перебивал рассказ простым вопросом, стараясь уяснить, на что похожи вещи, про какие Полуботкин рассказывает.

— А че это — кино? — прозвучал негромкий вопрос.

— Кино — это такая иллюзия, как жизнь, только в жизни все происходит один раз, а кино можно много раз смотреть…

— А че это — иллюзия?

— Подожди, — теперь уже Полуботкин осадил вопрошающего. — Вот, к примеру, фотографии знаете? Некоторые кивнули.

— Ну а это так же, только движение снимает. Ясно? Конечно, было это не ясно, но сам рассказ нравился новопалестинянам больше, чем разные объяснения.

Узнали новопалестиняне от Демида и про Кремль, и про Кремлевского Мечтателя, и о том, что москвичи утром и вечером руки моют и в каждой квартире есть туалет… Бабы, услышав это, завздыхали. Тут бригадир перебил рассказ, заявив, что гость устал и пора женщинам на вечернюю дойку идти.

А когда разошлись новопалестиняне, подошел бригадир к Демиду и сказал ему:

— Ты б тоже че-нибудь плохое про Москву рассказывал, а то сидят, рты пораззевали, слюну пускают!

— Да как же можно, про Москву и плохое? — искренне удивился Полуботкин. — Это же сердце Родины!

— А чего ж тебя оттуда выслали?

— Не выслали, а послали… Потому, что в Москве слишком много культуры, а в других местах, особенно в селах, ее вообще нет.

Бригадир почесал за ухом, подумал. Потом сказал:

— Так вот возьми лучче и спой, чем сказки рассказывать!

— Будет настрой такой, тогда и спою, — сердито ответил Полуботкин. — А не будет настроя, так…

Бригадир, будучи явно в неприятном настроении, развернулся и, больше ни слова Полуботкину не сказав, ушел.

Шли дни. Полуботкин прижился в Новых Палестинах, спал, ел и больше ничего не делал, даже уже и про Москву не рассказывал. Говорил, что настроя нет. Лежала у него под лавкой без дела гармонь в футляре. И сам он часто лежал, глядя в потолок и наслаждаясь теплом помещения.

Подошел к нему однажды счетовод. Присел на лавку и сказал строго:

— Ты уже почитай неделю бесполезно живешь здесь…

— Как бесполезно? — спросил слегка удивленный Демид.

— Пользы от тебя никакой, только ешь и спишь. Вон и живот у тебя круглый, хоть сам ты и не жирный.

— Ты мой живот не трогай! — рассердился Полуботкин. — Он у меня специально такой, чтоб, когда пою, больше мощи было.

— Ну, мне твой живот не нужен, — горбун махнул рукой. — Мне нужно, шоб ты пользу приносил. Отрабатывать еду надо-то…

Демид задумался.

— А што же мне делать? — спросил он серьезно, понимая, что нехорошо всетаки так на всем готовом сидеть и ни хрена не делать.

— Ну, отработать тебе трудно будет, может, лучше отпоешь? За каждый день по песне, добро?

Эта мысль у Полуботкина протеста не вызвала. А тут еще счетовод наклонился к нему и спросил шепотом: