– Почитаю я за благо о том, что ныне ты предрёк мне о потомке моём, Николае Втором, предварить его, дабы перед ним открылась книга судеб. Да ведает правнук свой крестный путь, славу страстей и долготерпения своего. Запечатлей же, преподобный отец, предречённое тобою, изложи всё письменно. Я же на предсказание твоё наложу печать, и до праправнука моего писание твоё будет нерушимо храниться здесь, в Гатчинском дворце моём. Иди, Авель, и молись неустанно в келье своей обо мне, роде моём и счастье нашей Державы.
В Житии сообщается, что, «вложив представленное писание Авелево в конверт, на оном собственноручно написал: «Вскрыть Потомку Нашему в столетний день Моей кончины».
ВСЕВЫШНИЙ ГИБЕЛЬ РОССИИ НЕ ПРЕДРЕШАЛ
Я начал рассказ о русских пророках и их предсказаниях с преподобного Авеля из соображений хронологических. Между тем, одним из самых почитаемых Русских святых, оставивших предсказания о будущём России, безусловно, считается святой преподобный Серафим Саровский.
«Преподобный Серафим! Как много говорит это имя Русскому Православному сердцу!» – писал Митрополит Серафим Чичагов. Правнук славного екатерининского адмирала В.Я.Чичагова и внук участника Отечественной войны 1812 года адмирала П.В.Чичагова, отец Серафим в молодости был боевым офицером, получил немало наград за беззаветную храбрость. Но в 1891 году он избрал подвиг поста и молитвы и был рукоположен в священство Святым Праведным Иоанном Кронштадтским. Именно Серафим Чичагов, автор «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», вступил по воле самого о. Серафима, переданной ему через блаженную Прасковею Саровскую, в борьбу со священным Синодом за канонизацию батюшки Серафима, Саровского чудотворца.
Вот как рассказал о том сам Святитель Серафим Чичагов:
«Когда после довольно долгой государственной службы я сделался священником в небольшой церкви за Румянцевским музеем, мне захотелось съездить в Саровскую пустынь, место подвигов преподобного Серафима, тогда ещё не прославленного, и, когда наступило лето, поехал туда.
Саровская пустынь произвела на меня сильное впечатление. Я провёл там несколько дней в молитве и посещал все места, где подвизался Преподобный. Оттуда и перебрался в Дивеевский монастырь, где мне очень понравилось и многое напоминало о Преподобном, так заботившемся о Дивеевских сёстрах.
Игуменья приняла меня очень приветливо, много со мною беседовала и, между прочим, сказала, что в монастыре живут три лица, которые помнят Преподобного: две старицы и блаженная Пелагая (Паша). Особенно хорошо помнит его Паша, пользовавшаяся любовью Преподобного и бывшая с ним в постоянном общении.
Я выразил желание её навестить, чтобы услышать что-либо о Преподобном из её уст. Меня проводили к домику, где жила Паша. Едва я вошёл к ней, как Паша, лежавшая в постели (она была очень старая и больная), воскликнула:
– Вот хорошо, что ты пришёл, я давно тебя поджидаю: Преподобный велел тебе передать, чтобы ты доложил Государю, что наступило время открытия его мощей и прославления.
Я ответил Паше, что по своему общественному положению не могу быть принятым Государем и передать ему из уст в уста то, что она мне поручает. Меня сочтут за сумасшедшего, если я начну домогаться быть принятым Императором.
На это Паша сказала:
– Я ничего не знаю, передала только то, что повелел Преподобный.
В смущении покинул я келью старицы. Вскоре я уехал из Дивеевского монастыря и возвращался в Москву, невольно обдумывая слова Паши. В Москве они опять пришли мне в голову, и вдруг однажды меня пронзила мысль, что ведь можно записать всё, что рассказали о преподобном Серафиме помнившие его монахини, разыскать других лиц из современников Преподобного и расспросить о нём, познакомиться с архивами Саровской пустыни и Дивеевского монастыря и заимствовать оттуда всё, что относится к жизни Преподобного и последующего после его кончины периода, привести весь этот материал в систему и хронологический порядок. Затем этот труд, основанный не только на воспоминаниях, но и на фактических данных и документах, дающих полную картину жизни и подвигов Преподобного Серафима и значения его для религиозной жизни народа, напечатать и поднести Императору, чем и будет исполнена воля Преподобного, переданная мне в категорической форме Пашей.
Таким образом зародилась мысль о «Летописи». Для приведения её в исполнение я вскоре взял отпуск и снова возвратился в Дивеево. Там мне был предоставлен архив монастыря, так же как и Саровской пустыни.
Но, прежде всего я отправился к Паше и стал расспрашивать её обо всех известных ей эпизодах жизни Преподобного, тщательно записывая всё, что она мне передавала, а потом прочитывал ей мои записи…».
Святитель Серафим Чичагов написал книгу и сумел представить Государю, который «возгорелся желанием открыть мощи» Серафима Саровского. Но весь Синод, к тому времени уже в значительной степени утративший Православное благочестие, противодействовал канонизации, а его цензор, Григорий Дьяченко, вволю поглумился над рукописью книги, выхолащивая многие пророчества о.Серафима, «неудобные» для Синода.