Судьба русского солдата

– Ты посмотри, сколько дел. И ведь это тоже будет фронт. Да-да, самый настоящий производственный фронт. Как заводу без таких, как ты? Ты ведь отличный инженер, Фёдор Ефимович…

– Примите, пожалуйста, дела, – коротко произнёс Кровлев и поднялся со своего места. Посмотрел на истёртую кожаную обивку стула со множеством забитых в неё по краям медных гвоздиков с рифлёными шляпками. Стул был массивный, дореволюционный. Таких в заводоуправлении сохранилось ещё немало. Кровлев одёрнул полы тёмно-синего пиджака, поправил галстук и поднял глаза на начальника:

– И, пожалуйста, поскорее.

Толстый румяный человек откинулся в директорском кресле. Произнёс другим тоном, медленно, с расстановкой:

– Фёдор Ефимович, ну давай откровенно – ведь давно не мальчишка. Мало тебя жизнь потрепала? И здоровье не очень, я ведь знаю.

– Не беспокойтесь, справлюсь.

Снова перегнувшись через стол, начальник произнёс совсем тихо и вкрадчиво:

– Ведь у тебя жена, дети. О них подумай.

– Вот поэтому и иду, – последовал чёткий ответ. – Примите, пожалуйста, дела.

Вздохнув, человек в начальственном кресле подтянул манжет рубашки, обмакнул в чернильницу перьевую ручку и с сопением принялся выводить свою резолюцию на выложенных перед ним на столе бумагах…

Кровлев покинул завод только через двое суток после разговора с начальником. Всё это время ушло на передачу дел. Он даже ночевать остался в примыкавшей прямо к цеху подсобке на старой, скособоченной тахте. Удалось прикорнуть, не раздеваясь, всего несколько часов. Вечером второго дня, совершенно измотанный, он вышел на проспект и зашагал через Московскую заставу в сторону Обводного канала. Вечер был тёплый. Похоже, собирался дождик. Как всегда заныло на перемену погоды плечо. Кровлев попытался согнуть левую руку в локте, чтобы взглянуть на наручные часы, и не смог сделать это с первого раза. Прямо на улице совершил несколько вращательных движений плечами, особенно долго разминал левое. Морщась от боли в застарелой ране, всё-таки поднёс циферблат к глазам. Было начало девятого. Ещё несколько раз согнул и разогнул левую руку в локте, вопреки всему довольно улыбнулся сам себе и бодро зашагал по проспекту своим обычным маршрутом.

Сборы дома были совсем короткими. Уже в шесть утра следующего дня Кровлев тихонько притворил дверь маленькой десятиметровой комнаты в доме на Обводном канале и вышел в коммунальный коридор. Они жили в этой комнатке вчетвером: жена, сын, дочка и он. Аккуратно выглаженный с вечера костюм остался висеть в шкафу. Кровлев надел видавшую виды клетчатую рубашку и такие же старенькие брюки. Достал чудом сохранившиеся с прежних времён добротные юфтевые сапоги. Он их хоть и не носил уже много лет, но ухаживал за ними исправно, регулярно смазывая касторовым маслом. Обмундирование выдадут, а вот угадать с обувью гораздо сложнее. Сапоги уж лучше взять свои. В котомке на лавке рядом с ним уже лежали чистое полотенце, бритва, ложка, кружка и смена белья. Беззвучно усмехнувшись накатившим на мгновение воспоминаниям, он отстегнул от сапог шпоры – они явно были не к месту в нынешней ситуации. Шпоры чуть звякнули о лавку.

– Ты так спокойно собираешься на войну, Федя.

Перед их дверью стояла и смотрела на него жена. Он чуть улыбнулся уголком рта:

– Просто я делаю это уже в третий раз.

– Просто? – Она подняла собранные лодочкой ладони к губам.

– Агата, – он поднялся, обнял её за плечи. – Я тебя прошу…

Кивнул в сторону комнаты, где спали дети:

– Лишь бы им так собираться не пришлось.

И тут же перевёл разговор на дела, заговорив негромким, ровным тоном:

– Вероятно, я ещё зайду. Если нет – напишу при первой же возможности. С ребятами мы вчера погуляли – пусть сейчас отдыхают. Деньги в ящике стола. Я всё получил и ещё снял – на первое время хватит. Вам должна быть поддержка как семье ополченца – я узнавал. Полагаю, мне определят какое-то жалованье – сразу вышлю. Если будет тяжело – продай мои костюм и пальто. Да и вообще, ничего из вещей и имущества не жалей. Главное, береги ребят и себя. Всё остальное – дело наживное…

Жена смотрела на него, и было непонятно, слышит она его или нет.

– Эй, – шепнул он ей на ухо и легонько дотронулся пальцем до кончика носа, – ты здесь?

Она уткнулась лицом в его плечо и тут же, будто спохватившись, спросила:

– А как рука?

– Лучше всех!

Кровлев хитро подмигнул и вытянул обе руки перед собой на одинаковой высоте:

– Видишь?

– А выше? – с лёгким укором в голосе спросила Агата.

– А выше мне не надо. Я же не собираюсь сдаваться, – отшутился он.

Уже на пороге, закинув котомку за спину, он кивнул на лежавшие на лавке шпоры:

– Прибери пока. Володьке память останется, если не вернусь…

Над Обводным каналом в этот ранний час курился лёгкий туман. Кровлев направился пешком в сторону Черниговской улицы, где в общежитии ветеринарного института уже несколько дней располагался стрелковый полк 2-й дивизии народного ополчения, куда ему предстояло явиться…