Судьба с чужого плеча

Из того же кармана, откуда недавно появилось заключение судмедэкспертизы, следователь достает пачку фотографий. Я с нетерпением жду, когда снимки окажутся на столе, но достаточно мельком взглянуть в их сторону, как все вокруг начинает расплываться, а во рту появляется отвратительный привкус. На фотографии, в той же позе, от которой остался контур на полу в спальне, запечатлено безжизненное тело Кати. Обычно пылающие румянцем щеки отливают синевой того же оттенка, что и надетое джинсовое платье. Получается, после моего ухода и до появления убийцы Катя успела одеться? Но как ей удалось достать платье с антресоли? Ну конечно! Вот почему сорочка свекрови была в крови. Она нашла обнаженный труп внучки, сняла с себя верхнюю одежду, одела Катю в первое попавшееся платье и, только приведя себя в порядок, вызвала полицию. Поразительное хладнокровие!

— Невооруженным глазом видно — это мокруха. Благо убийцу долго искать не пришлось. Одного я до сих пор не понимаю: чем ты ее забила? Ночами не сплю, гадаю, от какого металлического предмета может остаться такое узкое и глубокое отверстие в черепе? — Вытаскивает из стопки фотографию с крупным планом верхней части тела. — Похоже на отвертку, но патологоанатом сказал, что у основания инструмент расширяется.

Я смотрю на отверстие в области виска. Взгляд опускается на шею. Сначала фотография внушает непреодолимый ужас, но постепенно я переключаюсь на другой способ видения. Теперь я не смотрю на Катин труп, а изучаю отдельные части изображения. На одном из фрагментов мой взгляд непроизвольно застывает. Сначала я не могу понять, что именно настораживает в этой области снимка. Приходится снова посмотреть на все фото целиком. Неожиданно для самой себя я вскакиваю со стула.

— Я не могла ее убить, у меня больная рука!

— А у меня ухо чешется, так что, я теперь допрос вести не могу? — Пожимает плечами следователь.

— Дайте мне чистый лист бумаги.

— Я не задавал вопрос. Что ты собираешься писать?

— Чистосердечное признание.

— То не могла, то признание… — Недоверчиво смотрит на меня следователь, но все равно протягивает листок и ручку.

— Я, Паукова Дина Александровна, — записываю и одновременно озвучиваю заявление, — полностью отрицаю свою вину в предъявленном мне обвинении. Прошу приложить к материалам дела справку об инвалидности, доказывающую мою невиновность.

— Ну что за бред, а?! — Хватается за голову следователь. — Какая еще справка? При чем здесь инвалидность?

— Вот, смотрите, — указываю на фотографию. — На шее четко видны следы пальцев. Для того чтобы удержать Катю, убийца сзади схватил ее за шею правой рукой, а левой ударил непонятным предметом.

— Ты решила рассказать, как убила падчерицу?

— Не могла я ее убить, я в детстве перенесла травму. Моя правая рука не способна настолько сжаться, чтобы оставить синяки на шее ребенка. Я могу согнуть только кончики трех пальцев — среднего, безымянного и мизинца. А на фотографии явно видны следы от большого и указательного пальцев.

— Откуда мне знать, вдруг ты врешь?

— Говорю же вам, у меня есть справка об инвалидности, а еще об этом написано в моей больничной карточке. Я чисто физически не могу оставить такие синяки. Это сделал кто-то другой, — медленно выдыхаю и откидываюсь на спинку стула.

Следователь, открыв рот, продолжает изучать фотографию.

— Возьми ручку в правую руку, — поднимает на меня полный надежды взгляд.

— Я ею даже кружку удержать не могу, не то что писать.

Лицо следователя сереет и окончательно теряет какое-либо выражение.

— Подпиши протокол, — пододвигает ко мне бумагу. — На каждой странице.

Соглашаюсь, лишь бы скорее отсюда выбраться.

— Теперь я могу идти?

— Куда идти? — На лице следователя снова появляется улыбка. — Твои показания, как и любую другую улику, надо проверить. К тому же, хватала ты свою падчерицу за шею или нет, это еще не доказывает, что ты ее не убивала. Сама же в показаниях призналась, что ударила ребенка.

— Я призналась?

— Да, ты, — в голос смеется он. — Повелась на бумажку от судмедэксперта. Я ее сам полчаса назад на компьютере напечатал.

— Не может быть. Я такого не говорила!

— Как же не может быть? Вот, смотри, — протягивает мне протокол следователь.

— Где?! — наклоняюсь и выхватываю бумагу из его рук.

В миг от злосчастной записки остаются одни лоскутки.

— Ты чего делаешь?! — машет руками следователь.

— Выбрасываю мусор, — еще раз для подстраховки рву остатки протокола и высыпаю бумажное конфетти в мусорное ведро.