Судьба штрафника

Ребята упали, а поросенок побежал дальше. Я бросился к бригадному домику и спрятался от самолета за его стенами, а Петя Пономарев со всех длинных ног по-лосиному вновь побежал в овраг под деревья. Плюнув на поросенка, Павлов, Минченко и Куриченко изо всех сил тоже побежали по набухшей от дождя пахоте к домику, чтобы укрыться от самолета. А он сделал третий заход и ударил из своих пушек по эшелону. Люди по открытому полю бежали кто в лес, кто в деревню, и Краснов, стреляя из карабина по самолету, кричал:

— Ложись! Куда бежишь? Ложись!

«Мессер» улетел. Стало ясно, что он засек разгружаемый эшелон и наведет на него бомбардировщиков. Краснов уехал на пикапе в деревню, чтобы организовать срочный вывоз ценных грузов подальше от железной дороги и привлечь всех рабочих У В ПС к разгрузке эшелона. Председатель колхоза собрал колхозников и организовал подводы.

Еще больше сгустилась облачность, тучи цеплялись за деревья, моросящий дождь перемешивался со снегом. Видимость стала минимальная, и это спасло нас от дальнейших налетов немецкой авиации.

Несчастный поросенок истек кровью в поле, и его притащили к полевому стану, еле вытаскивая пудовые ноги из грязи. В стороне от домика на пашне осмолили в соломе, вымыли и перенесли в дом. Разделали и начали варить в ведре ливер, остальное мясо оставили остывать и, чтобы сохранить на последующие дни, слегка присолили.

Ночь была темная, моросящий дождь переходил в мокрый снег. Спали мы в ватной одежде под брезентом и не замерзли, но когда вылезли утром из-под брезента, то отказались от умывания: погребная сырость пробирала до костей.

Перекусив почти на ходу холодными, застывшими в смальце остатками вчерашнего ужина, мы, увязая в грязи, пошли в село. Там уже все строились в колонны, разбирая лопаты. Местных жителей пришло мало, и наши взводы не были укомплектованы. Нам поручили разбивку трассы противотанкового рва и эскарпа, а также разметку местоположения огневых точек.

Еще рано утром мы отметили, что звуки боя стали слышнее, и если раньше это был невнятный почти непрерывный гул, то теперь слышались отдельные выстрелы и разрывы снарядов. Погода испортилась окончательно: моросил мелкий дождь с редкими хлопьями снега. Мы быстро разбили трассу, доложили об этом Бухно, отнесли в кладовую теодолит и вешки и, прихватив с собой топор и колышки, возвратились к себе домой.

Эшелон еще вечером ушел. Он все время был на виду у нас, а теперь казалось, что мы осиротели. У железной дороги лежали горы строительных материалов.

Утром мы проспали на работу. Петр Минченко сказал, что пойдет раньше и предупредит командование, что мы скоро придем. Но когда мы умылись ледяной водой, наскоро поели и вышли к деревне, навстречу нам уже ехала тройка, и Минченко вожжами подгонял лошадей. Не доезжая до нас, он крикнул:

— Назад! Идите назад! Там уже никого нет. Все уже ушли!

Подъехав к нам, он пояснил, что немцы прорвались на нашем участке, наши войска ночью отошли, и мы можем оказаться в окружении. Он застал почти последнюю подводу с возчиком, взял крупы, хлеба, ящик лярда. В повозке лежал мешок овса. Возчик-сельчанин не захотел ехать с нами, и к лучшему. Надо было спешить. Мы погрузили наши вещи, укрыли подводу брезентом, подвязали закопченное ведро к задку телеги.

Сыпал мелкий дождь, мы мокли. Тогда Куриченко сказал:

— Так, братцы, не пойдет. Где топор?

Он побежал в лес, а мы стояли и матерились — надо ехать! В лесу слышался стук топора, и Федор звал на помощь. Мы пошли к нему. Он рубил тонкие гибкие лесины, а мне сказал, чтобы я сбегал к железной дороге и набрал гвоздей.

Я бросился бегом по пахоте, но на сапоги налипла пудами грязь, я еле вытягивал из нее ноги. Когда я принес пол-ящика гвоздей, у телеги лежали уже очищенные жерди. Федор начал их прибивать к боковым стенкам ящика повозки, а Пономарев выгибал их дугой и вершины прибивал к другой боковой стенке. Когда каркас покрыли брезентом, получилась отличная цыганская кибитка. Теперь не мокли наши вещи и мы сами. Мы быстро сменили мокрую солому на сухую, вышли на дорогу и, очистив сапоги от грязи, уселись в повозку и поехали на восток.

По разбитой мокрой грунтовой дороге не так легко было тащить наш возок, хоть он и был мало нагружен. Мы ехали одни в сторону Старого Оскола. Временами мы давали передохнуть лошадям, кормили их и поили. Сами кушали хлеб с лярдом. От лярда тошнило, но на шляхе деревни не попадались, надо было сворачивать в сторону, а там дороги были совсем непроезжие. Нам надо было спешить, чтобы догнать своих и не попасть к врагу.