Он сделал большой глоток из чашки и зажмурился от удовольствия. Когда Шут поставил чашку, она оказалась почти пустой. Протянув руку, он взял желтое одеяло, которое казалось таким же невесомым, как материал его шатра, и накинул его на плечи. Потом сбросил сапоги и подобрал ноги под себя.
— Мед связывает Черного Человека и нас. Полагаю, это очень важно. Неужели ты не понимаешь, что это может изменить исход нашей миссии? В особенности если я расскажу, что Черный Человек принял наш дар.
Я быстро обдумал возникающие возможности. Привлечет ли такое заявление воинов Хетгарда на сторону Шута? Или вызовет отчуждение со стороны Пиоттра и нарчески? И в каком положении окажусь я? А как отнесется к новому повороту Чейд? Ответы на эти вопросы меня не порадовали.
— Это приведет к еще большему размежеванию нашего отряда.
Шут поднял чашку и допил остатки чая.
— Нет. Просто разногласия станут ясными для всех. — Он почти с жалостью посмотрел на меня. — Это важнейшее дело всей моей жизни, Фитц. И я не могу отказаться от преимущества, которое подбрасывает мне судьба. Если мне суждено умереть на этом далеком и холодом острове, то дай мне принять смерть, зная, что цель моей жизни достигнута.
Я выпил свой чай и поставил миску рядом с чашкой.
— Я не собираюсь сидеть здесь и слушать эту… чепуху, — твердо сказал я. — Я в нее не верю.
Однако я солгал. И все внутри у меня сжалось от страха, никогда еще я не испытывал такого ужаса.
— Неужели ты думаешь, что если не станешь во что-то верить, то оно и не случится? Вот это-то как раз и есть чепуха, Фитц. Прими реальность такой, какая она есть, и давай постараемся извлечь все, что возможно, из оставшегося у нас времени.
Голос Шута звучал с таким ужасающим спокойствием, что мне захотелось его ударить. Если его действительно поджидает смерть, он не должен относиться к ней так покорно. Он должен сражаться, мне придется заставить его сражаться.
Я набрал в грудь побольше воздуха.
— Нет. Я не верю в это, и я не смирюсь. — Тут мне в голову пришла новая мысль, и я попытался высказать ее в шутливой форме, но получилась угроза. — Не забывай, Белый Пророк, что я твой Изменяющий. И я могу изменить даже то, что ты считаешь неизменным.
Не успел я закончить эту фразу, как эмоции преобразили лицо Шута. Я пожалел, что заговорил, но было поздно. Его лицо стало таким холодным и застывшим, словно я смотрел на голые кости черепа.
— Что ты сказал? — с ужасом прошептал он. Я не выдержал и отвернулся.
— Только повторил то, что ты говорил мне большую часть моей жизни. Быть может, ты и в самом деле Белый Пророк, способный предвидеть будущее. Но я Изменяющий. Я изменяю мир. Быть может, даже то, что ты предсказал.
— Фитц, пожалуйста.
Я вновь повернулся к нему.
— Что?
Он так тяжело дышал, словно только бежал наперегонки и проиграл.
— Не делай этого, — взмолился он. — Не пытайся помешать мне сделать то, что я должен. Мне казалось, я помог тебе понять, когда мы были на берегу. Я мог убежать прочь. Мог остаться в Баккипе, вернуться в Бингтаун или даже отправиться домой. Или туда, где когда-то был мой дом. Но я ничего этого не сделал. Я здесь. Я смотрю будущему в лицо. Да, не стану отрицать, я боюсь. И понимаю, как тебе будет трудно.
Но все эти годы я стремился к достижению одной цели. Ты ведь знаешь, что такое долг перед семьей и королем. Пожалуйста, пойми, сейчас мой долг состоит в том, чтобы довести до конца то, что я начал. И если ты намерен помешать мне только для того, чтобы я уцелел, моя жизнь потеряет всяческий смысл. Все испытания и лишения, через которые мы прошли, окажутся напрасными. Ты приговоришь меня жить остаток моих лет, понимая, что я потерпел неудачу. Неужели ты так со мной поступишь?
Он бросил на меня жалобный взгляд. Я подождал немного, чтобы Шут успокоился, а потом ответил:
— Хорошо. Иными словами, ты хочешь, чтобы я не стал вмешиваться, если тебе будет грозить смертельная опасность? Даже если я смогу тебя спасти?
Неожиданно он смутился.
— Ну, наверное…
— А если тебе будет грозить какая-нибудь другая опасность? Что, если я позволю медведю тебя прикончить, а ты должен погибнуть в лавине? Я не приду к тебе на помощь, и ты погибнешь напрасно, и окажется, что твоя жизнь прожита зря?
В его взгляде застыло недоумение.
— Но это… Нет. Думаю, ты почувствуешь. Когда придет время, ты узнаешь, что…
— А если нет? Если я совершу ошибку, что тогда?
— Я не… — он замолчал. Я перешел в наступление.
— Неужели ты сам не понимаешь, как глупо звучат твои слова? Я не могу отойти в сторонку и смотреть, как ты умираешь. И тебе это прекрасно известно. Ты хочешь, чтобы я перестал быть самим собой. И тогда изменять мир будешь ты, а не я. А разве не ты говорил мне, что влиять на изменения моя задача, а не твоя? Так что не проси меня жить вопреки моему сердцу. Если судьбе угодно, чтобы ты умер, тогда и я почти наверняка погибну. А в таком случае нам с тобой будет совершенно все равно. — Я резко встал. — И больше мы не будем об этом говорить. Во всяком случае, лично я считаю спор оконченным. Уже поздно, и я устал. Я иду спать.