Судьба Шута

Я несколько секунд удивленно смотрел на него, но потом понял, что он задумал.

— Ты с нами не пойдешь, Баррич.

Он остался стоять.

— Нам нужно поговорить. Тебе и мне. Очень о многом.

— Мы поговорим. Обязательно. Я тоже многое хочу тебе сказать. Но раз уж это ждало столько лет, давай сначала покончим с делами. А потом мы с тобой сядем вдвоем и все обсудим.

— Молодые люди думают, что впереди у них полно времени, — заметил Баррич, повернувшись к Чейду, а затем потянулся к Дьютифулу, чтобы забрать часть ноши. — Старики знают, что это не так. Мы вспоминаем о тех днях, когда нам казалось, будто у нас еще есть время, а его не было. Все, что я хотел сказать твоему отцу, когда наступит подходящий момент, так и остались в моем сердце. Пошли.

Я вздохнул. Дьютифул стоял не шевелясь и раскрыв рот смотрел на Баррича.

— Спорить с Барричем бесполезно. Все равно что с твоей матерью. Пошли.

Мы осторожно вышли из палатки в темную ночь. Мы шли очень тихо, как умеют ходить только обладатели Уита, хотя один из нас не желал мириться со своим даром. Баррич положил руку мне на плечо, словно признавая, что глаза ему больше не служат, и я промолчал. Оглянувшись назад, я увидел около палатки Чейда, который стоял в своей ночной сорочке и смотрел нам вслед. Заметив мой взгляд, он быстро опустил полог. Мне показалось, что старый убийца смутился. Я понял, что он обеспокоен, но заставил себя не думать о том, насколько хорошо он изучил свойства своей гремучей смеси. Лонгвик тоже провожал нас глазами.

Дорога шла в гору, подъем не показался мне слишком тяжелым, но сказывались события последних дней, и к тому времени, когда мы подошли к сходням, я задыхался. Мы остановились, я забрал у Баррича масло и поморщился, обнаружив, что бутыль довольно тяжелая.

— Подожди нас здесь, — сказал я Барричу.

— Не волнуйся, я за вами не пойду. Я знаю, что глаза у меня уже не те, и не стану подвергать вас опасности. Но перед тем как ты уйдешь, я хочу с тобой поговорить. Наедине, если ты не против.

— Баррич, каждая минута задержки означает, что Шут отдает все больше себя дракону.

— Сынок, в глубине души ты прекрасно понимаешь, что нам его уже не спасти. Но я знаю, что ты должен сделать то, что задумал.

Он повернул голову к принцу. Баррич не мог его видеть, но все равно будто сверлил взглядом. Я беспомощно пожал плечами, и Дьютифул отошел, чтобы не слышать наш разговор, однако Баррич все равно понизил голос.

— Я приплыл сюда, чтобы вернуть домой тебя и Свифта. Я обещал Неттл, что привезу ее брата в целости и сохранности, что, если понадобится, убью для этого дракона и все будет как прежде. В некотором смысле она еще ребенок и думает, что папа всегда будет рядом, чтобы защитить ее. Я хочу, чтобы она продолжала в это верить хотя бы еще некоторое время.

Я не совсем понял, о чем он меня просит, но я спешил и не стал спорить.

— Я сделаю все, что смогу, чтобы так и было, — заверил я его. — Баррич, мне нужно идти.

— Я знаю. Но… понимаешь, мы оба думали, что ты умер. Молли и я. И сделали то, что сделали, потому что не сомневались, что это так. Ты мне веришь?

— Конечно верю. Может быть, поговорим о Молли позже?

Его слова разбудили в моей душе такую боль и гнев, что я понял: я не хочу никогда об этом говорить. Что мне даже думать о таком разговоре страшно. Однако я вздохнул и сказал то, что так часто повторял себе:

— Ты для нее подходишь гораздо больше, чем я. И мне было спокойно оттого, что ты заботился о Молли и Неттл. А потом… я не вернулся… потому что не хотел, чтобы ты думал, будто…

— Я тебя предал, — едва слышно договорил он за меня.

— Баррич, скоро встанет солнце. Мне нужно идти.

— Послушай меня! — неожиданно сердито выкрикнул он. — Послушай и дай мне сказать. Эти слова рвутся наружу с тех самых пор, как я впервые узнал, что я сделал. Прости меня, Фитц. За то, что я невольно отнял у тебя. За прошедшие годы, которые не в силах тебе вернуть. Но… но я не могу жалеть о том, что я женился на Молли, о наших детях, о жизни, прожитой с ней вместе. О нашей жизни. Потому что я действительно подхожу ей лучше, чем ты. Точно так же Чивэл стал лучшим мужем для Пейшенс, когда, сам того не зная, забрал ее у меня. — Он вдруг вздохнул. — Эда и Эль, какие же диковинные штуки выделывает с нами судьба…

Во рту у меня пересохло, и я не знал, что сказать. А затем он очень осторожно, тихо спросил меня:

— Ты собираешься вернуться и забрать ее у меня? Забрать из дома и от наших детей? Потому что я знаю: ты можешь это сделать. В ее сердце всегда оставалось место для безрассудного мальчишки, которого она любила. Я… я никогда не пытался это изменить. Разве я мог? Я ведь тоже его любил.

Целая жизнь, края которой были соединены мостом из ветра, шептавшего мне о том, что могло или должно было быть. О том, что еще не поздно. Но я знал, что ничего этого не будет, и потому сказал:

— Я не вернусь и не заберу ее у тебя. Я вообще не собираюсь возвращаться. Потому что я не могу.

— Но…