Судьба убийцы

Странная сила просыпается в тех, кто принимает последний бой. Это бывает не только на войне и не только с воинами. Я видел эту силу у задыхающихся от кашля старух, мне рассказывали, как она приходила к голодающим семьям. Эта сила заставляет действовать вопреки надежде и отчаянию, вопреки потере крови и ранам в животе, вопреки самой смерти в последнем рывке защищать самое дорогое. Это отвага без надежды. Во время войн красных кораблей я видел человека, которому отрубили левую руку. Кровь хлестала из раны, а он размахивал мечом в правой руке, защищая упавшего товарища. Я видел мать, которая, спотыкаясь о собственные кишки, бросилась на «перекованного» и вцепилась в него, защищая дочь.

У жителей Внешних островов есть особое слово для этой силы. Они зовут ее «поскров», потому что верят, что эта отвага струится в крови мужчины или женщины перед неминуемой гибелью. В их сказаниях говорится, что только в последние свои минуты может человек обрести эту храбрость.

Это ужасающая отвага, и хуже и страшнее всего она проявляется, когда человек многие месяцы борется со смертельной болезнью. Или, наверное, тогда, когда человек следует долгу, зная, что это убьет его, но поступить иначе невозможно. Эта «поскров» заливает все, что есть в жизни, зловещим сиянием. Отношения, нынешние и прошлые, предстают в истинном свете. Весь самообман развеивается. Ложь предстает такой же неприкрытой, как правда.

Фитц Чивэл Видящий

Стоило мне ощутить вкус эльфийской коры, как звуки сражения вокруг стали громче. Я поднял голову и попытался сосредоточить взгляд. Глаза жгло. Тело висело на руках Ланта, во рту стояла знакомая горечь. Она заглушила мою магию, и я стал лучше понимать, что происходит. Левое запястье отчаянно болело, словно его до самой кости пронзил ледяной металл. Пока Сила хлестала сквозь меня, пока я лечил и преображал детей Кельсингры, то почти не замечал ничего больше, но теперь отчетливо слышал крики толпы вокруг, эхом отдававшиеся под сводами элегантного покоя Элдерлингов. В воздухе пахло потом, какой выступает от страха. Меня зажало в толпе: некоторые Элдерлинги пытались отойти, но другие напирали, в надежде, что я помогу им. Так много людей! Ко мне тянулись руки, кто-то кричал: «Пожалуйста! Еще всего одного!» – а другие вопили: «Пропустите!» – пытаясь протолкаться наружу. Поток Силы, так мощно струившийся вокруг и сквозь меня, ослаб, но не исчез. Эльфийская кора Ланта была слабая, из Шести Герцогств, и, судя по вкусу, порядком залежалась. Здесь, в городе Элдерлингов, Сила била таким фонтаном, что вряд ли даже кора дерева делвен могла бы полностью закрыть меня от нее.

И все же этой коры хватило. Я чувствовал Силу, но больше не был обречен служить ей. Однако, пока я направлял ее, так переутомился, что едва стоял на ногах, а именно теперь мне, как никогда, нужно было быть сильным. Генерал Рапскаль заставил Шута выпустить меня из объятий. Он схватил Янтарь за запястье и поднял ее руку высоко над головой, крича:

– Я говорил! Я говорил, что они воры! Посмотрите на ее руку, покрытую драконьим Серебром! Она нашла Кладезь! Она украла сокровище наших драконов!

Спарк повисла на другой руке Янтарь, пытаясь помочь ей вырваться из хватки генерала. Зубы девушки были оскалены, черные кудри растрепались. Увидев выражение безграничного ужаса на покрытом шрамами лице Янтарь, я окаменел: все годы, которые Шут провел в заточении, отразились в этой застывшей гримасе. Это была теперь маска смерти: выпирающие кости, ярко-алые губы, нарумяненные щеки. Я понимал, что должен прийти на помощь. Но как? Сам едва держался на ногах.

Персивиранс схватил меня за руку: