Вечером за мной зашли Рита с Вадимом и мы вместе поехали на вокзал. Когда они заговорщически шептались и поглядывали в мою сторону, я начала жалеть, что не отказала Глебу, даже пришлось немного поругаться с мамой. Она хотела заставить меня решать математику. «Единственный день без твоих тренировок и то куда-то собираешься, денег не дам, не проси!» Как будто я каждый день прошу у нее деньги, как же хочется, наконец, вырасти и ни от кого не зависеть, может, тогда она перестанет на меня орать и быть вечно недовольной?
Но когда я увидела на вокзале счастливое лицо Глеба, радость в каждом его жесте оттого, что я приехала, мой грустный настрой испарился.
Пока Рита с Вадимом ходили в киоск купить воды, Глеб подошёл ко мне почти вплотную и сказал громко (чтобы перекричать шум вокзала):
— Ты знаешь, когда Вадим сказала, что с его девушкой приедет подруга и она мне очень понравится, я ему не поверил. Но сердце отчего-то быстро забилось. Как думаешь, это было предчувствие?
Я почувствовала, как мои щёки засияли румянцем. Я не могла никак найти подходящих слов, чтобы ответить. Глеб продолжил громко говорить, хотя Рита с Вадимом двигались в нашу сторону:
— Никогда не верил в чудеса, но как тебя встретил, поверил.
— Почему?
Глеб улыбнулся своей особой лучистой улыбкой, которая начала мне нравиться:
— Это я тебе в письме напишу, будешь ждать?
— Да. Буду.
Но когда поезд с Глебом отправился в путь, я ничего не почувствовала.
Глава 10
Ждать долго вестей от Глеба мне не пришлось, он писал каждый день в «ВКонтакте». Доброе утро, как дела, спокойной ночи, что делаешь, как настроение. И все в таком духе.
На танцах началась горячая пора — подготовка к новогоднему концерту. Вся голова была забита только этим. Я даже забыла про его обещание писать настоящие письма.
Поэтому, когда мама протянула мне белый конверт и спросила: «Кто такой Глеб Янковский?», я не сразу поняла, откуда она узнала про Глеба.
Когда до меня дошло, я вырвала письмо из ее рук и пробормотала, что это друг по переписке.
Я села на диван, рассматривая конверт. Интересно, что там написано. Наверное, вот так и бабушка получала письма от своего Васи. Читала и выбрасывала, а теперь вот жалеет, что не отвечала. Почему вдруг вспомнилось? Я разорвала конверт и дослала лист, на котором крупным красивым, но размашистым (как его лучезарная улыбка) почерком было написано:
Я перечитала несколько раз, и все это время улыбалась. Хорошо, что мама не зашла в комнату, иначе бы все поняла по моему виду. Как это приятно нравиться кому-то по-настоящему, да так сильно. Наверное, похожее чувство испытывал и Кирилл, прочитавший мое стихотворение? Так вот, значит, как это иметь воздыхателя, который пишет тебе такие слова. Приятно, даже если ты ему не можешь ответить то же самое…
Но было кое-что в словах Глеба, что откликалось. «Компьютер ожил и больше не подчиняется инструкциям» — это как будто про меня и про мою неразделённую любовь.
Я перестала быть рабыней своих чувств, может, повзрослела, может, просто надоело. Вообще, чувства к Кириллу, раньше такие прекрасные, искренние начали перерастать в обиду — злую и несправедливую. Обиду за зря потраченные годы, время и исписанные строки в дневнике. Глеб, как противоядие от моей неразделенной любви, удерживал меня каждый день от того, чтобы постоянно не думать о Кирилле и не писать ему, как раньше.