Судьба взаймы

– Ладно, потом решим, сейчас и без брата есть о чем подумать. Приедет – поговорим. Что тебя так беспокоит-то?

– В общем-то пока ничего, я же с ним еще не общался. Есть только одно неприятное обстоятельство. Этот брат как-то связан с Пашей Лихим. То ли родственные связи, то ли земляки. Собственно, это мне и не нравится. Не хочется лишнего скандала. И вообще нет желания, чтобы вокруг этого дела разговоры велись. А Лихому палец в рот не клади, я эту породу хорошо знаю, они вцепляются как клещи и начинают кровь сосать.

– Лихой – это кто? Это типа наш смотрящий, что ли?

– Ну вот, сам вспомнил.

– Только этого нам еще не хватало… – бухнулся в кресло шеф. – Ты уверен?

– Так говорят…

– А кто говорит?

– Ну, люди у меня и там, и тут, – обиженно засопел Полкан, – сказали, что Лихой справки наводил насчет нашего почившего мальчика.

– Извини, и что, этот брат – крутой мафиозо?

– Нет, брат обычный, то ли врач, то ли фармаколог или фармацевт. Но парень непростой, раз с Лихим компанию водит.

– Ладно, Палыч, еще немного новой информации, и ты вгонишь меня в преждевременный инфаркт. Когда мы до этого дойдем, тогда и обсудим, ладно?

– Самое верное. Хочешь, воблы настоящей астраханской тебе принесу? Жену угостили.

– Пиво и вобла – это по твоей части, я к этим прелестям равнодушен.

– Шампанское с клубникой любишь?

– Если со вчерашнего перебора, то самое то, – заметил шеф, – а вообще я люблю виски с колбасками из оленины. Вот это лакомство по мне.

– Гурман, – сказал Полкан, и вряд ли в его интонации было что-то поощрительное.

– Это ты гурман со своей астраханской воблой, – парировал Биг-Босс, – я так, мимо проходил.

Когда ушел Палыч, он еще какое-то время сидел, глядя в окно и ничего в нем не видя. Одни неприятности – вот все, что он имел в активе в последнее время. Нет, деньги пока еще приходили, и с ними все было в порядке, но если Виктор сочтет его негодным к этой работе? Что тогда? Да и вступать в конфликт с уголовниками не хотелось, не любит он этого, не его это публика, не знает он, как с ней правильно общаться. Боже, какой невыносимо скучной стала жизнь! Если разобраться, в ней ничего не осталось, кроме нескончаемой погони за деньгами. И на что ему эти деньги, если он даже не знает, как их потратить? Все, что нужно, у него уже есть, а более высоких целей он себе не ставит. Тогда зачем это все?

Арсений Корш зашел в самолет одним из последних и двинулся к своему месту в смутной надежде, что соседнее кресло будет не занято. Ага, сейчас. Рядом с проходом уже сидела девушка, и у Арсения было не более минуты, чтобы ее рассмотреть: ровно столько он может поддержать разговор с одним знакомым чиновником, который летел тем же рейсом. Место рядом с должностным лицом было не занято, он предложил свое соседство, и перед Арсением нарисовалась дилемма: то ли целый час мучиться подробностями из жизни кулуаров главного областного здания, то ли слушать мяуканье девицы, которая не выпускала из рук телефон. Арсений все же решил сесть на свое место: по крайней мере, девица ему незнакома, а значит, навязываться не будет, а чиновник за час выгрызет весь мозг до основания. Он понял, что не ошибся, когда подошел к своему креслу и услышал, что девица говорит по-французски. Она щебетала очень бойко, выдавая не просто знание, а полное и безграничное владение языком, и Арсений неожиданно испытал разочарование. Француженка. А он по-французски не понимал ни одного слова, кроме тех, которые требуются для общения с официантами. Он бегло оглядел девушку: несмотря на отчаянную жару, на ней были тончайшие черные колготки (или чулки), что говорило о многом: русские женщины не носят летом колготки, у нас это не заведено. Девушка закончила разговор и тут же приняла новый звонок, заговорила снова по-французски. Черный льняной пиджак, узкая юбка, крупный кулон на груди, яркие, пышные, растрепанные волосы, за которые мадемуазель выложила в парижском салоне кучу евро… Француженка, без вариантов. Нет смысла интересоваться. И все же он ухитрился разглядеть, что глаза у девушки темно-зеленые, скорее даже болотные. Естественные, не нарисованные брови. И кожа… Чистая, гладкая, чудесная кожа, не изуродованная тональными кремами и не задыхающаяся под слоями новомодной дорогостоящей пудры, которой так злоупотребляют молодые женщины. Что ж, жаль. С такой прелестницей можно было бы и поболтать в дороге.

Стюардесса предупредила о необходимости выключить телефоны, и девушка наконец-то распрощалась со своим собеседником.

– Какое счастье, что в самолете нужно отключать телефон, – повернувшись к Арсению, сказала она, улыбаясь своими чудесными болотными глазами.

– Вы русская? – удивился в свою очередь он. – Я думал, француженка.

– Нет, это просто общение с коллегами, никак не можем расстаться. В рамках официального мероприятия не все успеваешь, все привязаны к своим рейсам и все такое… А сказать иногда нужно многое.

– Но я подумал, что вы француженка, вовсе не потому, что вы разговаривали на этом языке, – нашелся Корш.

– А по какой же тогда причине? – удивилась девушка.