Читаем Судьба запасного гвардейца полностью

…Письма эти, аккуратно отосланные мною обратно, были для меня последними весточками о Гасилове в годы войны. Связь моя со стариками Мартыновыми по непонятным причинам оборвалась. Письмо к Гасилову, которое я отправил на Дальний Восток, вернулось обратно с пометкой: «Адресат выбыл». Куда?

Давно окончилась война. Вместе с миллионами советских людей снял военную форму и я, демобилизовался, вернулся к себе в Москву. Однажды, разбирая свои архивы военных лет, я наткнулся на записи о «запасном гвардейце» в моем фронтовом блокноте. Что с ними делать? Удастся ли когда-нибудь написать продолжение? Или все ограничилось небольшими заметками в нашей армейской газете?

В надежде, что мне, возможно, удастся когда-нибудь напасть на след моих героев, я решил сберечь эту папку.

ОНИ В МОСКВЕ!

«Уважаемый товарищ!

По случаю третьей годовщины со дня победы над фашистской Германией в нашей школе состоится встреча пионеров и школьников с участниками Великой Отечественной войны.

Просим Вас принять участие в утреннике, посвященном Дню Победы, поделиться воспоминаниями о работе во фронтовой газете».

Получив это приглашение, я отправился в расположенный неподалеку от Москвы город Пушкино. В школе, куда меня пригласили, собралось уже много ребят. С волнением слушали они рассказы недавних воинов. Война была еще так близко, что приметы ее и горькие воспоминания о ней остались во многих семьях, но ребята хотели прежде всего слышать о победоносном наступлении наших войск, о героизме наших людей.

После фронтовиков слово получили пионеры. Одни, постарше, рассказывали о том, как они собирали металлолом, из которого на заводе могли сделать танки или самолеты, как посылали подарки в армию. Младшие читали стихи, посвященные Дню Победы, и тоже говорили о своих делах.

Но меня особенно взволновал рассказ застенчивой девочки Таси Коротковой. Тася смущенно, как бы опасаясь перехвалить самое себя, сказала, что не так давно она и ее друзья взяли на себя заботу о ребенке одинокого офицера. Тимуровцы совсем случайно узнали о трудностях, возникших в этой небольшой семье, и немедленно пришли на помощь.

Фамилии офицера Тася не помнила, знала только, что сына его звали Павликом, а собаку Джимом. Павлику, по ее словам, было пять лет с небольшим или около пяти. Почти до конца зимы он и его отец жили в Пушкино, неподалеку от школы.

Потом они куда-то уехали.

— Какой он был из себя, этот офицер? — спросил я. — Высокий?

— Ой, очень! Когда в калитку входил, даже пригибался.

Неужели Гасилов? Но куда же он уехал из города Пушкино? Ведь страна велика, а его не смущают большие расстояния.

Однако адрес я сумел узнать гораздо быстрее, чем думал: Гасилов оказался в Москве.

И вот он снова передо мной, бывший зампотех полка, инженер-капитан, сменивший военную шинель на обычное пальто, — Юрий Петрович Гасилов.

Он почти не изменился за время, которое прошло после нашей встречи в Саратове. Такой же темноволосый, энергичный, жизнерадостный. И ничуть не хромает. Он вернулся к своей довоенной работе, живет теперь в Москве в небольшой квартире нового дома.

Но что поразило меня в кабинете Гасилова — это фотография на письменном столе: ребенок обвил руками шею молодой женщины и оба улыбаются.

Я вгляделся в снимок, не сомневаясь, что вижу Павлика.

— Моя жена и сын, — сказал Гасилов. — Узнали?

— Только наполовину, — сказал я искренне. — Расскажите, пожалуйста, все по порядку, Юрий Петрович. Куда вы уехали с Дальнего Востока?

— Сперва в Белоруссию, узнать все подробности о своих близких. Моя семья погибла при бомбежке в первый день войны. Оставаться там я был не в силах, а тут меня вызвали в Москву на работу, и поселились мы с Павликом поначалу в Пушкино, — начал свой рассказ Гасилов.

И вновь, как и во время предыдущих встреч, мы как бы заново, уже вместе, прошли по тому пути, который привел Гасилова в Москву. По тому трудному пути, о котором я не мог бы узнать без помощи Гасилова никаких подробностей или узнал бы очень немного, а между тем мне казалось, что знать об этом должны все.

— Значит, жена и сын? — переспросил я.

— Обождите, — улыбнулся Гасилов. — По порядку так по порядку.

* * *

На фанерке, прибитой к воротам дачи, была нарисована большая, похожая на медвежью, собачья морда с люто оскаленной пастью.

Страшный зверь, намалеванный на табличке, в действительности выглядел совсем не так. Молодая немецкая овчарка, звавшаяся почему-то Джимом, никому не мешала входить во двор дачи, на веранду или в комнаты. Правда, выйти оттуда не смел уже никто.

Джим всех впускал, вежливо и даже приветливо, но зато обратно никого не выпускал без позволения своего хозяина Юрия Петровича Гасилова.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века