По дороге Анна Тимофеевна, перенесшая и ранение, и контузию, мечтала об одном: отдыхать, отдыхать, отдыхать. Казалось ей, что вовеки не пройдет накопившаяся за войну усталость.
Но не прошло и месяца после возвращения домой, как доктор Марсова стосковалась по работе, вновь надела белый халат. Работала она теперь в поликлинике того самого учреждения, куда был вызван и инженер Гасилов.
К одному и тому же часу спешили они на службу, проходили через ту же самую проходную, мимо тех же дежурных, но ни разу не пересеклись их пути, пока однажды Юрий Петрович не повредил себе палец во время испытаний машины. Пострадавшего тотчас отправили в поликлинику к хирургу Марсовой.
— Следующий!
Юрий Петрович вздрогнул и, поддерживая осторожно больную руку, переступил порог кабинета.
Марсова сделала все, что должен был сделать самый внимательный врач. Казалось бы, следует радоваться возможности покинуть хирургический кабинет. Но Гасилову мучительно хотелось вернуться назад. Он сам не понимал отчего этот сильный молодой голос заставил его неожиданно вздрогнуть. По дороге он вызывал в памяти лицо хирурга Марсовой: отчего-то она представлялась ему похожей на Павлика — такие же светлые нежные колечки у висков, такие же ясные глаза. И потому, что женщина эта напомнила Павлика, а под глазами у нее Гасилов заметил тонкие, будто от глубокой усталости, морщинки, вспоминалось о ней удивительно по-доброму.
Однажды Гасилов столкнулся с Анной Тимофеевной в вестибюле. Не так-то легко было узнать ее в стройной женщине, которую длинное темное пальто делало моложе, худее, выше. Гасилов шагнул ей навстречу с отчаянной решимостью, она же смотрела на него снизу вверх, будто забавляясь его смущением и растерянностью. А что он мог сказать ей?..
Анна Тимофеевна с улыбкой начала прощаться, но Гасилов вдруг сказал чужим голосом:
— Позвольте, пожалуйста, вас проводить?
Она молчала и смотрела на него с прежней улыбкой. Потом взяла его под руку. По-видимому, ей с самого начала нравился этот рослый, добродушный, по-детски застенчивый человек. Но когда, проводив ее, Гасилов тревожно глянул на часы, Анна Тимофеевна слегка нахмурилась, сказала холодно:
— Может быть, вам не стоило терять времени?
— Стоило! — воскликнул он с такой горячностью, что она не выдержала, засмеялась. — Честное слово, стоило!
Он решил приехать домой немного позже обычного. Ведь Павлик был в этот будний день в детском садике, просто Гасилов привык вечерами приводить в порядок детские вещи, тщательно готовился к каждому воскресному дню, чтобы провести его вместе с Павликом как можно интереснее. Придумывал маршруты путешествий по Москве, отбирал книги, какие нужно прочесть вместе.
В этот вечер они долго гуляли с Анной Тимофеевной, но о Павлике Гасилов не проронил ни слова.
«НАША МАМА ПРИЕХАЛА!»
Однажды они возвращались вместе из театра. Спектакль окончился поздно, и Гасилов остановил такси. Заметив приближающихся пассажиров, шофер открыл дверцу, загорелся свет.
Юрий Петрович помог своей спутнице войти в машину, затем, пригнувшись, сел рядом и назвал шоферу адрес Анны Тимофеевны.
Однако вместо того, чтобы сразу двинуться с места, шофер почему-то вышел из машины, снова открыл заднюю дверцу и, вытянувшись по-строевому, отчетливо произнес:
— Здравия желаю, товарищ инженер-капитан!
Гасилов не сразу сообразил, в чем дело, хотя голос показался ему удивительно знакомым. Еще ниже пригнувшись, он выглянул из машины.
Неужели? Перед ним стоял его фронтовой товарищ, сосед по землянке, бывший водитель полуторки, гвардии рядовой Василий Васильевич Васьков.
— Васек! — воскликнул бывший зампотех.
— Он самый, товарищ инженер-капитан!
— Какая встреча! — воскликнул Гасилов, выбираясь из машины. — Анна Тимофеевна, если бы вы знали, какая это встреча! Подумать только!..
И посыпались бесконечные вопросы, ответы, восклицания — одним словом, все то, что обрушивают друг на друга давно не видевшиеся, но тесно некогда связанные друг с другом люди.
И вдруг Васьков спросил:
— Малый-то наш… «Запасной гвардеец»… Где он теперь? Выжил ли? Помнится, Павлушей вы его тогда назвали, так?
— Значит, не забыл ты его, Васек? — несколько растерянно сказал Гасилов.
— Разве такое забудешь… До скончания жизни буду помнить и эшелон тот разбитый, и детишек мертвых… И его одного, живого. Где он, не потеряли вы его в войну?
— Нет, не потерял, Васьков, — медленно произнес Гасилов. — Со мной он. Ему уж пять скоро будет.
Он покосился на Анну Тимофеевну. Ну почему, почему он не рассказал ей всего с самого начала? Что она сейчас подумает: скрывал, не доверяет, не надеется.
Он спохватился, что они все еще стоят посреди дороги.
— Извините, Анна Тимофеевна, этак мы до утра можем толковать. Поехали, Васек!
Шофер невольно улыбнулся: сколько раз те же самые слова он слышал от зампотеха на фронте.
Всю дорогу, до самого дома Анны Тимофеевны, шофер и Гасилов вели разговор о неведомом для нее Павлике. Они обменялись адресами, телефонами, но, выйдя из машины, Гасилов посмотрел на свою спутницу вопросительно.