– Полгода? – задумчиво сказала я. – Ну, тогда напиши завещание и укажи в нем, что все, что у тебя уже есть, и то, что тебе еще только предстоит от твоих в бозе почивших родственничков унаследовать, ты оставляешь государству. И рассказывай об этом всем, кто спросит и не спросит. Если дело только в деньгах, если это не что-то личное, то люди будут знать, что ничего от твоей смерти не выиграют, а значит, и смысла связываться с тобой у них не будет. Вот тогда, может, сам в живых и останешься.
Наумов задумался, что-то прикинул в уме и расхохотался.
– Слушай, а ведь эти дармоеды правы оказались, когда говорили, что ты можешь дать дельный совет. Не зря я их все-таки кормлю, – и радостно заявил: – Ты с меня имеешь! А если мальчики нужны будут для какой-нибудь работы – позвони, дам.
Полная отвращения к самой себе от совершенного только что для этого мерзавца доброго дела, я вышла из кабинета и увидела дожидавшихся меня в приемной Чарова и Солдатова.
– Михаил Владимирович, проводите меня до машины, если вас не затруднит, – сказала я, делая вид, что не замечаю Пончика, с которого это было, как с гуся вода, потому что он приветливо ко мне обратился.
– Что ж вы, Елена Васильевна, старых знакомых не узнаете? – говорил он, шагая рядом со мной вниз по лестнице.
– А если не хочу узнавать, тогда что? – не глядя на него, спросила я.
– Тогда зря! – убежденно сказал он. – Ведь если бы вы тогда не ушли, то и ковырялись бы в мелкой бытовухе по сей день. И ни Кипра, ни «девяточки» новенькой, ни часиков таких, – он кивнул на мои «Картье», – у вас не было бы. Жить-то вы на вольных хлебах гораздо лучше стали? Или я не прав?
– Может, мне вас еще и поблагодарить надо? – я остановилась и повернулась к нему.
– А вот и не мешало бы. Может быть, я еще в те годы в вас ваше истинное призвание разглядел.
Тут уж я не выдержала и рассмеялась:
– Старый лис из любой ловушки выход найдет!
– Ну, не такой уж и старый! – возразил Солдатов. – Мы с Панфиловым, между прочим, с одного года, – и предложил: – А не выпить ли нам мировую у меня в кабинете?
«А можно, – подумала я. – Заодно и узнаю, что же это за убийства такие необыкновенные», – и сказала: – Я за рулем, поэтому мне только кофе.
Но Федор Семенович, извиняясь, развел руками.
– Электричества на заводе нет, так что кофе не будет:
Солдатов, или Пончик, как его звали за глаза в райотделе, был невысоким, каким-то кругленьким человеком с конопушистым простяцким лицом и небольшими хитрыми голубыми глазками, которые, когда он злился, становились большими и круглыми. Обнаружив однажды, что от некогда буйной шевелюры остался лишь небольшой венчик седых волос, он решил бороться с лысиной радикально, то есть просто побрил голову, и с тех пор вызывающе блестел своей совершенно гладкой головой, что, вкупе с его фигурой, и послужило причиной появления такого прозвища – Пончик.
Наученный жизнью Федор Семенович, и раньше всегда знавший, с кем и как надо ладить, подготовился к нашей встрече заранее, потому что скатерть-самобранка была уже раскинута, но мне после плотного завтрака есть совсем не хотелось, и я ограничилась соком.
– Могу вас обрадовать, – сказала я. – Наумов признал, что не зря вас кормит. Так что, может, для вас все еще и обойдется. Но! С вас причитается!
Они недоуменно переглянулись.
– Для непонятливых объясняю: хочу послушать эту таинственную историю.
– Если с самого начала, Елена Васильевна, то я сейчас кого-нибудь за раскладушкой сгоняю, потому что это не на один день разговор, – предупредил меня Солдатов.
– Федор Семенович, да прекрасно вы меня поняли. Меня только убийства интересуют.
Они снова переглянулись.
– Ладно, – сказал Солдатов. – Слушай. Только давай уж по-старому: я тебя Еленой, а ты меня Семенычем, – раз мир у нас.