судьбе наперекор.

— И это гордость нашего полка... Ать-Два? Вы когда на себя последний раз в зеркало глядели? Разгильдяи! — начал он их распекать.—Разъелись! Животы отрастили! «Шоколадники»! И здесь остановиться не можете? С полетов сниму! Павел, ты только на них посмотри! Разве же это военные летчики?! Капитаны?!

— Полностью с тобой, Батя, согласен. Ну какие из них капитаны? — улыбаясь, ответил Матвей, тоже стоявший, держа руки в карманах брюк.

Близнецы недоуменно, растерянно переглядывались.

— Да-а-а... Уж никак не капитаны! — Батя подмигнул Матвею, они одновременно выдернули руки из карманов, шагнули к близнецам и положили им на плечи новые погоны,— Поздравляю вас майорами, Ать-Два!

Саша с Лешей на мгновение застыли, а потом у них на лицах появилось выражение такого детского, безграничного счастья, что все засмеялись. Лидия Сергеевна вытирала глаза, а Власов светился от гордости собственным светом, и его глаза тоже подозрительно поблескивали.

— А почему он их шоколадниками назвал? — тихонько спросила меня Ирочка.

— Тем, кто на реактивных самолетах летает, 15 граммов шоколада в день положено, поэтому их так и зовут,— объяснила я.

— А откуда вы это знаете? — она удивленно посмотрела на меня.

— Потом, Ирочка, потом,—сказала я и обратилась к Печерской.— А Ать-Два их в полку прозвали? Потому что близнецы?

— Нет, Леночка, это еще в Суворовском началось.

Близнецы так крепко держали в руках свои новые погоны, боясь выпустить их даже для того, чтобы Ната с Татой могли пристегнуть их на место, капитанских, что Бате и Матвею пришлось чуть не силой их отбирать и пристегивать самим.

Потом начался ритуал знакомства, слава богу, что не с меня, поэтому мне хватило времени, чтобы окончательно прийти в себя. Наконец Батя оказался передо мной. Вблизи его сходство с Игорем было гораздо меньше, да еще и глаза... У Игоря они были веселые, смеющиеся, добрые, а у Бати, хоть и тоже голубые, но какие-то дерзкие, просто наглые. Представляю себе, как должны теряться под его взглядом женщины. Только для меня это... Как там в немецкой грамматике? Давным-давно прошедшее время.

— Гвардии полковник Орлов Владислав Николаевич,— Батя небрежно бросил руку к козырьку и, уточнив: — Не граф,—добавил: — Летаю на всем, на чем только возможно.

— Елена Васильевна Лукова,— представилась я и ехидно поинтересовалась: — Что, и на помеле?

— Как можно, мадам?! — притворно изумился он.— Отбирать у женщин их родное транспортное средство? Это не по-джентельменски,— и тут же поинтересовался.— А фамилия ваша от какого лука происходит? От того, от которого плачут? Или от того, от которого умирают?

— Злые языки, господин полковник, утверждают, что вообще от лукавого,— парировала я.

— Воистину,— серьезно согласился он.— Глас народа — глас божий.

Мы посмотрели друг другу в глаза, и обоим стало ясно, что эта встреча для нас просто так не закончится. Ну что ж, подумала я, именно такие отношения, не задевающие ни ума, ни души, ни сердца, с некоторых пор и стали для меня единственно возможными. Правильно Мыкола сказал, что я живу по принципу: эмоции выше пояса не пускать.

«Это просто лекарство,— мысленно обратилась я к Игорю.— Это только лекарство».

За столом пили за новоиспеченных майоров, за женщин — лучшую половину человечества, потом поднялся Батя:

— Тост номер три,— он немного помолчал и сказал: — Мы пьем за тех, кого сегодня нет рядом, но они по-прежнему с нами, потому что они живы, пока мы помним о них. А помнить о них мы будем всегда. За вечно живых!

— За тебя, Игорь,— тихонько сказала я.— Для меня ты навсегда живой.

— Владислав Николаевич,— спросила у Бати Печерская.— Что же все-таки такое случилось у Саши в марте с самолетом? Он сам не рассказывает, к вам отсылает.

— Лидия Сергеевна, если вам не очень трудно, называйте меня, пожалуйста, по имени или Батей, а то я себя неловко чувствую. А в марте... Да ничего особенного, просто метеослужба прошляпила и не дала отбой по погоде, вот он и сел очень жестко. Но — Слава советским сталеварам! — все обошлось. Я еще по связи слышал,— он усмехнулся,— как Ать, помянув ее нелестным словом, удивился: «И чего морякам так земля нравится?».

— Елена Васильевна, а причем тут советские сталевары и моряки? — шепотом спросила меня сидящая рядом Ирочка.

— О сталеварах говорят, если при жесткой посадке корпус самолета выдерживает. А моряки... Для них же дом на земле, вот они туда и стремятся.

— И откуда вы все это знаете? — опять удивилась Ирочка, глядя на меня с уважением.

— Владислав, тогда, может быть, вы еще один секрет откроете,— продолжала любопытствовать Печерская.— Откуда вдруг шкура белого медведя взялась? Они же в Красную книгу занесены, я надеюсь, что мальчики не...

— Ну что вы! — перебил ее Батя.— Медведи, бывает, и своей смертью умирают. Поэтому пусть совесть вас не мучает. Все нормально.