Судьбе наперекор...

— Полгода? — задумчиво сказала я.— Ну, тогда напиши завещание и укажи в нем, что все, что у тебя уже есть, и то, что тебе еще только предстоит от твоих в бозе почивших родственничков унаследовать, ты оставляешь государству. И рассказывай об этом всем, кто спросит и не спросит. Если дело только в деньгах, если это не что-то личное, то люди будут знать, что ничего от твоей смерти не выиграют, а значит, и смысла связываться с тобой у них не будет. Вот тогда, может, сам в живых и останешься.

Наумов задумался, что-то прикинул в уме и расхохотался.

— Слушай, а ведь эти дармоеды правы оказались, когда говорили, что ты можешь дать дельный совет. Не зря я их все-таки кормлю,— и радостно заявил: — Ты с меня имеешь! А если мальчики нужны будут для какой-нибудь работы — позвони, дам.

Полная отвращения к самой себе от совершенного только что для этого мерзавца доброго дела, я вышла из кабинета и увидела дожидавшихся меня в приемной Чарова и Солдатова.

— Михаил Владимирович, проводите меня до машины, если вас не затруднит,— сказала я, делая вид, что не замечаю Пончика, с которого это было, как с гуся вода, потому что он приветливо ко мне обратился.

— Что ж вы, Елена Васильевна, старых знакомых не узнаете? — говорил он, шагая рядом со мной вниз по лестнице.

— А если не хочу узнавать, тогда что? — не глядя на него, спросила я.

— Тогда зря! — убежденно сказал он.— Ведь если бы вы тогда не ушли, то и ковырялись бы в мелкой бытовухе по сей день. И ни Кипра, ни «девяточки» новенькой, ни часиков таких,— он кивнул на мои «Картье»,— у вас не было бы. Жить-то вы на вольных хлебах гораздо лучше стали? Или я не прав?

— Может, мне вас еще и поблагодарить надо? — я остановилась и повернулась к нему.

— А вот и не мешало бы. Может быть, я еще в те годы в вас ваше истинное призвание разглядел.

Тут уж я не выдержала и рассмеялась:

— Старый лис из любой ловушки выход найдет!

— Ну, не такой уж и старый! — возразил Солдатов.— Мы с Панфиловым, между прочим, с одного года,— и предложил: — А не выпить ли нам мировую у меня в кабинете?

«А можно,— подумала я.— Заодно и узнаю, что же это за убийства такие необыкновенные»,— и сказала: — Я за рулем, поэтому мне только кофе.

Но Федор Семенович, извиняясь, развел руками.

— Электричества на заводе нет, так что кофе не будет:

Солдатов, или Пончик, как его звали за глаза в райотделе, был невысоким, каким-то кругленьким человеком с конопушистым простяцким лицом и небольшими хитрыми голубыми глазками, которые, когда он злился, становились большими и круглыми. Обнаружив однажды, что от некогда буйной шевелюры остался лишь небольшой венчик седых волос, он решил бороться с лысиной радикально, то есть просто побрил голову, и с тех пор вызывающе блестел своей совершенно гладкой головой, что, вкупе с его фигурой, и послужило причиной появления такого прозвища — Пончик.

Наученный жизнью Федор Семенович, и раньше всегда знавший, с кем и как надо ладить, подготовился к нашей встрече заранее, потому что скатерть-самобранка была уже раскинута, но мне после плотного завтрака есть совсем не хотелось, и я ограничилась соком.

— Могу вас обрадовать,— сказала я.— Наумов признал, что не зря вас кормит. Так что, может, для вас все еще и обойдется. Но! С вас причитается!

Они недоуменно переглянулись.

— Для непонятливых объясняю: хочу послушать эту таинственную историю.

— Если с самого начала, Елена Васильевна, то я сейчас кого-нибудь за раскладушкой сгоняю, потому что это не на один день разговор,— предупредил меня Солдатов.

— Федор Семенович, да прекрасно вы меня поняли. Меня только убийства интересуют.

Они снова переглянулись.

— Ладно,— сказал Солдатов.— Слушай. Только давай уж по-старому: я тебя Еленой, а ты меня Семенычем,— раз мир у нас.