Судьбе вопреки

— Фетрой Хартман! — я делано возмутилась. — Так вы хотели залезть мне под юбку?

— Ты себя со стороны видела? Да я тебя боюсь отпускать даже с охраной! Они же тоже мужчины.

И такое искреннее возмущение и негодование на лице, что невольно залюбуешься. Я ласково поцеловала мягкие губы фетроя и прошептала:

— С недавних пор, я не вижу ни одного мужчины, кроме тебя!

— В общем, когда ты променяла меня на утки с чужой мочой… Это ударило по самолюбию, знаешь ли.

Я не удержалась и рассмеялась. Какой серьезный, какой возмущенный!

— Ну, а после того танца во Флай Скай, понял, что все — женюсь! Что больше никогда не смогу тебя отпустить.

— Что, неужели я так хороша… в утехах?

— И в них тоже, — хрипло прошептал Харви. Его ладонь во время жаркого поцелуя томительно медленно очертила изгибы моей спины и накрыла ягодицы. Кажется, кто-то готов отпраздновать нашу победу, и я вовсе не возражала…

Тот самый момент, когда ты готов убивать. Двери без стука открылись. Точнее, стук был, но постучали уже постфактум. На пороге толпились рейгверды, служба контроля, за ними маячили Зейда и Кайл Хартман. Чем-то дурным пахнет.

— Потрудитесь объяснить, что происходит? — Харви уверенно поднялся, хотя прошло всего несколько часов, он еще не мог оправиться от поединка, несмотря на влитую в него силу.

— Фетесса Хартман, вы арестованы!

Я так и осталась сидеть на кушетке: в помятом платье, босиком и с открытым ртом. Хартман усмехнулся:

— Неудачная шутка. Все на выход.

— Это не шутка, брат, — Кайл медленно прошел внутрь комнаты по коридору из расступившихся рейгвердов. Зейда с довольной рожей семенила следом, но молчала. Странно, обычно эта дохлогрызка любила потявкивать. Ой. Ой-е-еюшки… Неужели это из-за…

— Объяснись.

— Фетесса Хартман применила приказ великородного к фетессе Лоуренс не имея на это законных оснований. Она угрожала своему правящему. Кроме того, у нас есть основания считать, что она торговала своей кровью — в ее шкафчике на работе и дома нашли крупные суммы наличных, контакты клиентов и другую документацию. А еще — зарин. Она планировала отравить три тысячи человек в национальном театре оперы и балета и, если бы не проблема с пусковым механизмом на отравляющей бомбе, дистрикт на долгие месяцы погрузился бы в траур. В том числе и по правящему.

— Что?! — я вскочила с кровати, но Харви за руку потянул меня обратно и прижал к себе. — Харви, это не правда!!! Все не так было!

— Я знаю, — спокойно произнес он и от сердца отлегло. Он мне верит. Мне, а не им!

— Меня подставили! Я не торговала своей кровью, это же бред! И это не я планировала убить всех зрителей, это она планировала!

— Успокойся, любимая. Все будет хорошо, я во всем разберусь.

— Не знаю, брат, как ты собираешься с этим разобраться. Фетесса совершила серьезные преступления против правящей союзного дистрикта, за это ей грозит пожизненное лишение свободы и молчание. К слову об этом — снимите приказ с Зейды.

Харви стал мрачнее тучи и недобро на меня посмотрел. Виновата! Когда я приказывала ей, я же думала, что мы умирать собираемся. Не хотела, чтобы последним, что я услышу в этой жизни, стало причитание Зейды.

— Я… я не умею, — опустила взгляд на скрещенные пальцы, понимая, что натворила дел. И как теперь выпутываться? Пожизненное заключение! Это много! Это невероятно много. А молчание! Те несколько часов, что я молчала по наказанию Харви — ужас. Пытка пострашнее тростника у драконов!

— Не умеет, — едко усмехнулся Кайл и перевел взгляд на брата. — Накладывать умеет, а снимать — нет. Великолепное зрелище. А знаете ли вы, фетесса Хартман, что приказ женщине в положении может привести к выкидышу, безумию и проблемам со здоровьем? Знаете ли вы, что длящийся приказ, который не сняли, гарантированно приводит к повреждению рассудка?

Знала, но не подумала. Выходит, если бы я не сняла приказ Зейды, то сошла бы уже с ума?

— Почему-то она об этом не думала, когда мне в гримерке приказывала. Что у меня такие проблемы возникнуть могут!

— Приказом правящего я снимаю с вас приказ фетессы Хартман о молчании.

Получив возможность говорить, Зейда безмолвствовать не стала и сразу закричала, да так, что даже присутствующие рейгверды от неожиданности вздрогнули:

— Вранье! Я извиняться приходила! Она еще смеет врать, интриганка! Она мне угрожала! Велела держаться подальше от Харви, сказала, что в театре бомба и, если я не выполню ее требования, то все умрут!

Понимая, что мне нечего противопоставить, кроме собственных же слов, я замолчала, хотя сердце колотилось с такой скоростью, что едва из груди не выскакивало. Как несправедливо! Какая ложь, и она врет так самозабвенно, что невольно заслушаешься! Но бомба? Серьезно?