Судьбоносное испытание

Сова, склонилась над миской, забирая в клюв колдовского напитка. Запрокинула голову, и сделала первый, осторожный глоток. Затем еще один, и еще, пока миска полностью не опустела, и тут… на глазах у изумленных подельников, сова стала превращаться в огромный пернатый шар, который по мере своего увеличения взялся сбрасывать с себя перья, пока и вовсе не лопнул, как мыльный пузырь на ярмарке, являя миру… сидящую на столе в пуху, обнаженную старуху.

Кот стыдливо прикрыл морду, пушистым хвостом, а Игнат, крепко зажмурившись, перекрестился.

— Дремучий случай! — вырвался у старухи возглас изумления, — Отвернитесь охальники! Оденусь покуда. Совсем забыла, что одежа к этим чарам не прилагается.

За окошком начало светать.

— Может все-таки, отдохнешь, прежде чем в путь пускаться? Ночь не спал, и домой путь не близок, — уговаривала Игната бабка Матрёна, стоя у избы на заснеженной тропинке, а у её ног, с той же целью, назойливо терся рыжий казанский кот Алабрыс.

— Нет, матушка, домой пойду, — ответил Игнат поглаживая кота. — Испытание своё я исполнил, вас дождался, смену передал. Жив, здоров, слава Богу, остался! За что и вам поклон низкий! Пойду я, дома, при церкви, я теперь поболее чем здесь надобен буду. Прощайте! Даст Бог, еще свидимся!

— Ну, уж как решил, так и ступай с миром! Вот тебе пёрышко моё, совиное. За ним иди. Оно в аккурат к твоей церкви тебя и выведет, а о нас ни кому не сказывай, но и сам не забывай, помни — коли не веришь чему-то, то это вовсе не повод утверждать того, что быть такого на свете не может, или еще хуже, что такого вовсе не существует!

К тому времени, когда в лесу стало смеркаться и на небе проступили первые озорные веснушки редких звезд, добрался Игнат до родной деревни. Довело его ведуньено перышко, в самый раз до церковного сруба, да так меж бревен там и приютилось.

Много с тех пор воды утекло, а памятное перышко, до сих пор на своем месте покоится. И ни века минувшие, ни превратности лихие погодные ему в его деле отнюдь не помеха, а скорее наоборот даже, чем дальше, тем крепче оно в стене держится. Так же крепко как память наша народная — вековая и нерушимая.