Он появился странно и как раз тогда, когда у нее убили брата. Она должна была очень настороженно к нему относиться.
Кира вытерла глаза пальцами.
– Ты мне верь, – неожиданно сказал он, но Кира не удивилась. Она удивилась бы, если бы он этого не сказал.
– Я тебе верю, – вздохнула Кира. – Я буду тебе верить, даже если ты меня обманешь.
– Я тебя не обману, – пообещал он.
Кира достала из ящика стола ключи, пропустила его вперед, заперла дверь и подергала ее для верности.
Николай потянул ее к машине, машина на этот раз стояла за углом дома.
– Надина сестра жива-здорова, – доложила Кира, пристегиваясь. – Я с ней разговаривала. А ребенок у Нади от сестринского парня. Вика, во всяком случае, так считает.
– Бывает, – прокомментировал Коля.
– Что бывает? – уточнила Кира. – Подлость?
Он пожал плечами – называй как хочешь.
Дальше они ехали молча, но Киру это не смущало. Он устал и перенервничал, ему не хочется разговаривать, и она будет относиться к этому с пониманием.
Дома она первым делом воткнула телефон в сеть и сразу набрала Наташу.
– Я тебе сейчас рисунок скину, – сказала Кира. – Наташ, ты подумай, могла это быть та девушка под зонтом? Просто твои ощущения. Это она или не она?
Наташа перезвонила минут через десять.
– Не она, – не совсем уверенно решила девушка. – Эта вроде как худенькая, а та такая была… Не толстая, но и не худая. Обычная. И потом, я вспомнила, у той волосы длиннее были. Волосы светлые, пониже плеч.
– Версия себя не оправдала? – усмехнулся Николай, наблюдая за ее переговорами.
– Не оправдала, – подтвердила Кира. – Но это ничего, я буду думать над другими.
Больше он ни о чем не спрашивал. Он обнял ее, Кира прижалась к нему и впервые почувствовала, как хорошо находиться в старой бабушкиной квартире.
«Ни за что ее не продам», – пообещала себе Кира и больше не думала ни о чем, только о том, что губы у Коли сухие и обветренные и ей это очень нравится.
Анатолий Михайлович проснулся среди ночи и больше заснуть не смог. То, что вчера еще казалось ему дурным сном, бредом, тем, что никогда не может с ним произойти, ночью показалось реальностью.
Сейчас он больше всего жалел, что выбросил пистолет и не пересчитал патроны, и мучительно хотел вернуться в ту минуту, когда после убийства Дениса достал оружие.
Ему показалось тогда, что из пистолета стреляли. Просто он знал, что такого не могло быть, и не обратил внимания на собственные ощущения.
Время тянулось медленно. Анатолий Михайлович встал, выпил несчетное количество чашек чаю. Лучше было бы выпить водки, но голова ему нужна была ясная.
Встала жена, он перебросился с ней обычными словами.
Наконец часы показали девять, Анатолий Михайлович закрыл дверь своей комнаты и позвонил дочери.
– Иди к нам немедленно! – тихо сказал он, услышав недовольное «алло».
– Что?
– Иди к нам, – медленно повторил он. – Одна. Мне нужно с тобой поговорить.
– Что случилось, папа? – встревожилась Аля.
– Ты немедленно придешь сюда одна, или я сейчас приду к вам! Поняла? Только будет лучше, если Костя не услышит нашего разговора.
– Да что случилось? – Она начала по-настоящему злиться.
– Придешь – узнаешь!
То, что дочь начала злиться, успокаивало.
Она не боялась. Наверное, у него действительно едет крыша.
Она примчалась быстро, через несколько минут. Ненакрашенная, с небрежно сколотыми на затылке волосами. Он давно не видел дочь без макияжа и прически, и она показалась ему беззащитной, слабой, случайно брошенной в тяжелый водоворот жизни маленькой девочкой.
– Кать, у нас секретный разговор, – улыбнулся он жене, пропуская Алю в свою комнату.
Жена засмеялась, ушла на кухню. Он прикрыл дверь. Постоял и сел в компьютерное кресло, стоявшее у письменного стола.
Аля непонимающе смотрела на него, закусив нижнюю губу. Потопталась и села в другое кресло, напротив.
Она смотрела на отца с обидой и удивлением. Он не видел никакого страха.
«Я идиот», – констатировал Анатолий Михайлович.
– Тебя видели во дворе Дениса в момент убийства, – отвернувшись от дочери, произнес он и тут же быстро на нее посмотрел.
Лена зачем-то рассказывала ему все, что знала от Маши про убийство. Слушать ему не хотелось, но он слушал.
Аля побледнела сразу, мгновенно. Побледнела так, что даже губы стали казаться синими. У него тоскливо потянуло сердце. Он еще надеялся, что сейчас она все ему объяснит, и вместе с тем уже не верил, что то страшное, что он даже боялся до конца сформулировать, окажется простым недоразумением.
Он смотрел на дочь, которая сильно сжала губы, а потом так же сильно сцепила пальцы, и чувствовал жуткую, непереносимую усталость.
Анатолий Михайлович взял ее одной рукой за плечо, заглянул в глаза. Глаза Али показались ему пустыми, как у куклы.
– Я пересчитал патроны, – соврал он. – Рассказывай!
Она метнулась глазами влево, стараясь уйти из-под его взгляда.
Он видел, она еще судорожно придумывала, что ему соврать. И так же точно видел, что врать ей не хочется. Ей хочется свалить с себя страх и ужас и сделать так, чтобы за нее думал кто-то другой.
Думать придется ему, больше некому.