Женщина положила в целлофановую сумку батон. Хлеб пах давно забытым запахом детства. Анатолий Михайлович потрогал его рукой, батон был теплый. Ему захотелось отломить горбушку и сжевать ее. Когда-то он так делал, когда родители посылали его, маленького, за хлебом.
Странно, сейчас еда гораздо вкуснее той, которую он ел когда-то в детстве и потом, в трудные годы перестройки. Еда вкуснее, а удовольствия от еды он давно не получает.
На лавке у подъезда сидела соседка. Соседка была его ровесницей и жила здесь с незапамятных времен, как и он, но он до сих пор не знал, как ее зовут. Рядом с женщиной стояла сумка-тележка.
– Давайте донесу, – предложил Анатолий Михайлович.
– Спасибо, сумка не тяжелая, – улыбнулась соседка. – Завтра похолодание обещали. Подышу воздухом, пока тепло.
– Жаль, – искренне посетовал он на прогноз погоды.
– Жаль, – подтвердила женщина. – Я из дома почти не выхожу, и то не хочется, чтобы дожди полили. Представляю, как вам с Катей обидно! Ваша Катя молодец, гуляет по вечерам. Я вчера из гостей возвращалась, ее встретила…
Он продолжал улыбаться соседке, но сердце застучало глухо и так сильно, что, казалось, мешало слышать слова, которые произносила давно знакомая совершенно чужая женщина.
Ожидая лифта, он постарался медленно и глубоко дышать, и ему показалось, что у двери квартиры он уже совсем успокоился.
– Толенька! – Жена вышла ему навстречу.
– Все в порядке? – Он поцеловал Катю, протянул ей хлеб.
Вечер шел как обычно, на время ему даже удавалось совсем забыть и про вчерашнее, и про то, что сделала дочь. Только когда совсем стемнело и жена уже легла, он зашел в кладовку. Моток веревки, от которой он накануне отрезал кусок, нужно было выбросить, и как можно быстрее.
Моток он искал долго. Его не оказалось на том месте, где он вчера его оставил. Его вообще не оказалось в кладовке.
Подруга выглядела грустной и бледной, но Кира этого не заметила.
– Иди сюда! – торопила она Машу, таща к компьютеру. На относительно большом экране ребенок был виден отлично. – Похож на Дениску?
– Не знаю, – просмотрев снимки, побоялась сделать заключение Маша.
– Похож! – удовлетворенно решила Кира. – Вот, смотри!
Она ткнула пальцем в альбом с фотографиями маленького Дениса.
– Ну конечно, похож!
– Кира, – Маша отодвинулась от компьютера, повернулась к подруге, – ну даже если это и так… Даже если это ребенок Дениса… Что ты теперь можешь сделать? Придешь к Алиному мужу и скажешь – это не твой ребенок? Ты хочешь, чтобы у малыша отца не было?
– Я хочу, чтобы у меня был племянник! – отрезала Кира, отвернулась и подошла к окну. – Тебе не понять!.. У меня никого нет, понимаешь? У тебя родители, Лена. А у меня никого! И потом… Я не хочу, чтобы малыш вырос таким, как Алька! Я хочу, чтобы он вырос таким, как Денис. Алька хитрая дура, а Денис был нормальный.
– Но… – опешила Маша. – Она же мать! Отнять ребенка ты все равно не сможешь.
– Я хочу его видеть! Я хочу с ним играть!
– Кира, я не понимаю. – Маша пожала плечами. – Ты что, собираешься ее шантажировать? Как ты влезешь в их семью?
– Нужно сделать генетическую экспертизу.
– Но Дениса больше нет!
– Ну и что? Я-то есть. Экспертиза покажет родство.
То, что затевала подруга, было нехорошо, неправильно. Правильно было оставить Алю в покое, а не трепать ей нервы. В конце концов, она воспитывает сынишку, и любая нервотрепка обязательно отразится на ребенке.
В Маше что-то изменилась за последнее время. Она не стала убеждать Киру, как сделала бы еще недавно, только спросила:
– Как ты себе это представляешь? Для генетической экспертизы, наверное, нужны какие-то основания.
– Если нужны, значит, организую! – отрезала Кира и наконец повернулась к подруге: – Узнаю, что нужно для генетической экспертизы, и все сделаю. У моего соседа родственник этим занимается.
– Как знаешь, – покачала головой Маша. – По-моему, это нехорошо, но тебе видней.
– Да что нехорошего-то?
Маша не ответила. Они с подругой не понимали друг друга.
Впрочем, сейчас Машу гораздо больше занимало, что они с Павлом плохо понимают друг друга.
Желание рассказать про Колю у Киры пропало начисто.
Маша еще недолго посидела у подруги и простилась.
К вечеру подул холодный ветер, поднял пыль с тротуара, швырнул Маше в глаза. Теплые дни кончались.
Она садилась в машину, когда позвонила тетя. Ленин голос звучал устало, но у Маши были свои проблемы, и ей было не до тети.
Поговорили о том, кто завтра польет цветы, потом помолчали. Маша повертела головой, Лена мешала ей отъехать от Кириного дома.
– Когда тебе на работу? – спросила тетка.
– В следующий понедельник.
– Вам с Пашей нужно обязательно поехать отдохнуть.
– Съездим. Возьму за свой счет и съездим.
Стоявшая впереди «Шкода» покрутилась, уехала. Маша прижала телефон плечом и тоже тронулась с места.
– Ты знаешь, – опять немного помолчав, сказала Лена, – я поняла, что самое страшное в жизни. Самое страшное – это остаться одной.
– Но ты не одна, – возразила Маша. – Я тебя очень люблю, и мама любит.
– Я знаю, Машенька. Я не об этом, ты же понимаешь.
Маша понимала. Ей тоже было страшно остаться одной.