Судьбы

Через несколько миль он въехал на свой участок. Еще через милю он проехал мимо двух высоких столбов, на которых когда-то раскачивалась на скрипучих цепях вывеска с надписью красными буквами: «Ранчо Хай Блаф». Но вывески давно и след простыл. Подъезжая к дому, построенному из дерева и крупного саманного кирпича, он заметил Кира, младшего сына. Мальчишка сидел на нижней ступеньке крыльца и что-то рисовал прутиком на песке. Хэнк с трудом выбрался из кабины, хромая обошел грузовик и открыл капот, чтобы выпустить пар из радиатора. Потом направился к корыту с водой, подобрал старую жестяную банку, которую специально держал там, и дал измученному жаждой грузовику как следует напиться. Затем снова предусмотрительно опустил капот. На таком солнце его нельзя было оставлять открытым.

— Привет, пап, — сказал Кир. Его лицо было все еще сосредоточенно нахмурено. Мальчику скоро исполнится семь, но для своего возраста он был высоким. Волосы того же темного цвета, как когда-то у Хэнка, глаза глубокие и карие, но еще незамутненные заботой и тяжелым унылым трудом. Он унаследовал красоту матери — длинные густые ресницы, высокий, гордый лоб с широкими бровями. Уже сейчас Хэнк понимал, что через несколько лет мальчишка сможет выбрать себе любую девицу в округе. А может, он найдет себе девушку в Канзас-Сити.

— Что там у тебя, сынок?

— Рассказывательная картинка.

— Чего?

— Рассказывательная картинка. Ну, как в кино. Здесь вот мальчик прячется за сарай. А внутри собака, видишь? Собаку сперли и…

— Вот как? — быстро перебил Хэнк, которому было совершенно не интересно. Он с некоторой тревогой и частично с раздражением отметил, как парень с обидой выпятил подбородок. Кир отличался ослиным упрямством. Такую бы одержимость да на полезное дело, с тревогой подумал Хэнк. Но Кир мог говорить только о Голливуде, и эта бесконечная болтовня про кино начинала его беспокоить. Во всем виноват Джим Кливер, открывший в городке кинотеатр. После того как Кир увидел «Дилижанс» Джона Уэйна, мальчишку словно подменили. — Ты маме дрова нарубил?

— Да, папа.

— Хорошо. Наверное, тебе лучше заняться уроками, а то мисс Риттер снова будет на тебя жаловаться.

— Я уже все сделал. Она говорит, я здорово продвинулся в английском, и собирается поручить мне сочинить рассказ для школьной пьесы. Правда, здорово?

Хэнк с сомнением пожал плечами. Ему еще и семи нет. В возрасте Кира Хэнк мечтал водить поезда от Тихого океана до Атлантического. Но ему уже скоро сорок, а он даже за пределы штата ни разу не выезжал.

— Не надо тебе писать никаких пьес. Когда я ходил в школу, мы ни о каких пьесах не слыхивали. А когда это будет?

У Кира упало сердце. Он уставился на свой рисунок на песке, его нижняя губа задрожала.

— Не знаю, пап, — соврал он. Мисс Риттер предупредила, что даже если он напишет пьесу, это вовсе не будет означать, что ему дадут в ней главную роль. Она явно забавлялась, слушая, как он на полном серьезе объяснял ей, что не собирается стать актером, но лишь хочет, чтобы с пьесой все было в порядке. Когда она пошутила, что, похоже, среди них появился новый Сесил Б. Де Милль, он впервые услышал слово «режиссер».

— Ладно, твоей матери виднее, — заключил Хэнк и прохромал мимо мальчика в дом. Жену он нашел на заднем дворе, где та развешивала белье. Хэнк остановился в дверях. Как и он, она выглядела старше своих лет. Плечи согнулись, уже начавшие седеть волосы висели прямыми прядями. Живот, выпяченный как немой свидетель многочисленных беременностей, резко выделялся на фоне ее худобы — кожа да кости. И все же она что-то напевала, развешивая выстиранное белье, а когда повернулась к нему, ее лицо сразу же осветилось все еще очаровательной улыбкой. Хэнк вовсе не завидовал Оскару, женатому на молоденькой хорошенькой и неудовлетворенной женщине.

Но улыбка не скрыла боли в глазах. С того момента как доктор Джон сказал ему, что у нее рак — это ужасное слово избегали произносить вслух в приличном обществе, — Хэнк познал ужас и отчаяние. Доктор предупредил его, что Джун осталось жить несколько месяцев. Хэнк представления не имел, что будет без нее делать. Хоть он ничего не сказал ей и они эту тему никогда не обсуждали, он понимал, что она знает. Он понимал это по тому взгляду, который она останавливала на детях, казалось, стараясь запечатлеть их в своей памяти. Он чувствовал, что Джун знает, когда та ночью, видимо ища утешения, сжимала его руку.

— Ты хорошо выглядишь. — Джун знала, что Хэнк лжет, — он всегда был неуклюж по части комплиментов — но не обратила на это внимания. Он искренен, а это главное. Она снова улыбнулась.

— Ты привез проволочную сетку? — спросила она, поднимая пустую плетеную корзину, которую он тут же отнял у нее и внес в дом.