Судьбы

Он неуклюже показал на столик около кровати. Уэйн подошел и выдвинул ящик. Внутри лежала бледно-голубая книга. На обложке — рисунок, изображающий биржу. Заголовок гласил: Уэйн Д'Арвилль. Компьютеры, и новая экономическая волна.

— П-первый экземпляр. Весь тираж — через д-два месяца. Я подумал, тебе з-захочется ее иметь, — прошелестел старик.

Уэйн взял книгу, погладил ее, открыл на первой странице и прочитал первую фразу, написанную Вероникой. Потом отвернулся от неподвижно лежащего на кровати старика и отошел к окну, чтобы тот не заметил его довольной улыбки.

В тот день, когда книга попала на прилавки лондонских магазинов, в ноттингемширской тюрьме Вероника Колтрейн родила мальчика весом в три килограмма. Она назвала его Трэвисом. Через несколько часов после родов к ней пришел первый посетитель.

Джеффри Колтрейн держал внука на руках и радовался, что по крайней мере мальчик темненький, в мать. Но уже можно было сказать, что форму лица, нос и рот он унаследовал от отца. Джеффри нежно прижал малыша к себе, поглядывая на бледную дочь с ввалившимися щеками и мучаясь ощущением собственного бессилия.

— Папа, я хочу, чтобы ты сказал ему, что ребенок… умер. Что он родился мертвым. Он не станет проверять. Ему наплевать. — Голос был монотонным и безжизненным.

Джеффри кивнул. Он плохо представлял себе, что может встретиться с французом и не попытается его убить, поэтому предложил компромисс.

— Я ему позвоню.

Вероника кивнула, потом резко отвернулась, когда отец протянул ей ребенка.

— Нет, — жалобно воскликнула она. — Я не могу его взять. — Она плотно сжала веки. Скажи сестре, пусть унесет его.

— Но, дорогая, его надо покормить.

— Не могу. Как ты не понимаешь, что я не могу? — закричала она. — Как я могу его нянчить, кормить, а потом смотреть, как его уносят? Ради Бога, сделай это сейчас.

Сестра, сидевшая в углу, сразу же встала и молча забрала у Джеффри ребенка. На подкашивающихся ногах он вышел из палаты, не в силах переносить рыдания дочери.

— Когда я смогу его забрать? — спросил он у симпатичной женщины, покачивающей младенца.

— Дней через десять, когда мы убедимся, что с малышом все в порядке.

— Десять дней? — повторил Джеффри. — Через десять дней у моей дочери суд.

Выполняя данное Веронике обещание, Джеффри на следующий день позвонил в офис французу. Он коротко сообщил, что Вероника родила мертвого мальчика, и сразу же повесил трубку. Уэйн тоже положил трубку и откинулся на спинку кожаного вертящегося кресла. Несколько минут он тупо оглядывал свой новый большой офис, кричащий о благополучии и богатстве, пока не остановил взгляд на медной табличке, прикрепленной к столу: Уэйн Д'Арвилль — Президент.

Он подтянул к себе графин с дорогим коньяком, налил полную рюмку и одним глотком выпил ее. Значит, ребенок мертв. И раз уж он ничего не может поделать, зачем об этом думать? Как будто ему нечем больше заняться.

Он покинул офис, направив свой новенький «феррари» в центр города, в Белгрейвию, где находилась его новая квартира. Стекло он опустил, чтобы вдохнуть холодный воздух. Ему вдруг расхотелось возвращаться домой, поэтому он повернул машину на север в частную больницу в Чаррингтоне, где в реанимации уже четыре дня лежал сэр Мортимер.

Уэйн ненавидел запах лекарств и белое однообразие палат, но каждый день навещал старика, распорядившись, чтобы никого больше к нему не пускали. И поскольку по счетам платил он, никто и не подумал спорить. Последний и самый тяжелый приступ у сэра Мортимера случился как раз вовремя. А то старик начал задавать вопросы по поводу непонятного отсутствия Тоби. Почему мальчик не стучит в двери, требуя уничтожения нового завещания, как они планировали?

Разумеется, Уэйн ничего не сообщил Тоби о новом завещании. Он никогда и не собирался.

Когда он стоял в ногах кровати старика, прислушиваясь к писку приборов, контролирующих его слабеющее сердце, сэр Мортимер открыл глаза. В них светился вопрос, который он физически уже не мог задать.

Уэйн ласково улыбнулся.

— Не волнуйтесь, сэр Мортимер. — Он взял руку старика и сжал. — Все в порядке. Все идет, как я и рассчитывал…

Через три дня сэр Мортимер Платт умер, его новое завещание так и не было уничтожено. На следующий день Веронику признали виновной в попытке грабежа и приговорили к трехлетнему тюремному заключению. Принимая во внимание, что она уже отсидела полгода и что это ее первое нарушение закона, судья скостил срок до года, предусмотрев возможность досрочного освобождения через шесть месяцев.

Когда Вероника почувствовала крепкую руку на своем локте, выводящую ее из зала, она дала себе клятву никогда больше не думать об Уэйне. Она не позволит себе даже на мгновение вспомнить о нем.