Судьбы и фурии

Сумрачный лес заглядывал в его окна. До ужина было еще далеко, и Лотто прошелся по комнате, покачиваясь с носков на пятки и не зная, куда деть охвативший его энтузиазм. Он распаковал свои блокноты и ручки. Прошелся вокруг коттеджа, выкопал из земли кустик папоротника, посадил его в горшок, усеянный белым горошком, и примостил его на каминной полке, даже несмотря на то что на роль комнатного украшения растеньице не годилось: из-за перемены температуры его листочки закрутились. Когда прозвенели к ужину, Лотто вышел на грязную, сумрачную дорогу и похромал в сторону главного здания, через луг, увенчанный статуей оленя. Или, быть может, это был настоящий олень? Да, кажется так. И весьма прыткий. Лотто миновал стог сена, курятник, укутанный малинником, огород, бурлящий урожаем ярких тыкв и брюссельской капусты, и вышел наконец к главному зданию – старому фермерскому дому, откуда доносился аппетитный аромат свежей пищи. Два стола были уже полностью заняты. Лотто замер в дверях да так и стоял, пока ему не махнули и не пригласили сесть рядом.

Лотто сел, и весь стол ожил, как если бы на него внезапно упал луч света. Люди, собравшиеся здесь, были прекрасны! Лотто и сам не понимал, почему так сильно нервничает. Довольно известный и эксцентричный поэт всем показывал высушенный панцирь цикады. Рядом с ним сидела пара из Германии. Глядя на их одинаковые очки без оправы и волосы, подрезанные как будто одним точным взмахом лезвия, можно было подумать, что они близнецы. Рыжеволосый мальчик, явно только из студентов, с лихорадочным румянцем на щеках – наверняка поэт. Прекрасно сложенная писательница с белокурыми волосами была бы очень даже недурна, если бы не беременность и не синие круги под глазами. Она и рядом не стояла с Матильдой, но все же была вполне хороша собой, чтобы дать той небольшую фору. У нее были такие красивые белые предплечья, словно кто-то гладко выстругал их из белого дерева и тщательно отполировал. В кои-то веки, когда абсолютно все женщины в глазах Лотто превратились в размытое пятно одинаковых лиц и тел, именно эти предплечья вдруг разбудили того, юного Лотто, неутомимого и жадного до безумных оргий охотника. А этот ее округлый живот в серебристых растяжках. Это было бы прелестно.

Она попросила передать ей воду. Лотто выполнил просьбу и встряхнул головой, прогоняя наваждение.

Очень юный афроамериканец-режиссер, долгое время изучавший Лотто взглядом, сказал:

– Саттервайт, значит? Я только что выпустился из Вассара. У них есть целый зал, названный в вашу честь.

Лотто вздрогнул и вдохнул глубже. Он был неприятно поражен, когда прошлой весной навещал свою альма-матер, чтобы прочитать лекцию. Во время приветственной речи декан поднялся и объявил во всеуслышание, что семья Лотто пожертвовала деньги на строительство нового кампуса. Лотто вспомнил вдруг, как во время выпуска внезапно обнаружил Салли в каком-то котловане, среди бульдозеров. Юбка вздувалась и облизывала ее худые ноги. Тогда она взяла его за руку и увела.

Правда заключалась в том, что Лотто подавал документы только на один факультет и согласие пришло на адрес Флориды. Лотто его никогда не видел, но это вероломство было, оно реально существовало и на нем стояла печать Антуанетты.

– Ох, – Лотто бросил взгляд на режиссера, который продолжал внимательно наблюдать за ним. Должно быть, Лотто выдало выражение лица. – Я не имею к этому отношения.

Со стороны двери внезапно пролился свет – енот просунул мордочку в помещение.

Когда они вышли наружу, небо уже закрыл занавес темного бархата. За ужином они одолели гигантского лоснящегося лосося в ложе из капусты и лимонов, а вместе с ним – целую чашу салата с киноа[20]. Лотто поймал себя на том, что за ужином говорил без умолку. Он был в бешеном восторге от того, что все-таки приехал сюда. Кто-то подливал ему вино снова и снова. После ужина некоторые творцы тут же растворились в ночи, но большинство осталось и сдвинуло стулья вокруг стола Лотто. Он рассказал им о своем полете с трапа. О том, как провалил собеседование, когда пытался стать актером, потому что ему велели раздеться до пояса и он сделал это, позабыв о том, что утром Матильда выбрила смайлик у него на груди.

– Я, конечно, слышала о тебе, – сказала поэтесса, глядя поверх своей вазочки с крем-брюле. Ее ладонь легла на руку Лотто. Она так смеялась, что у нее на глазах выступили слезы. – Но такого даже я не ожидала.

За соседним столом сидела женщина, похожая на индианку. Лотто взглянул на нее и почувствовал, как у него екнуло под ложечкой: а вдруг Лео – это сокращенное от Леона? Есть же все-таки женщины с мужскими голосами. В ее темных волосах ярко выделялась седая прядь – довольно эксцентрично и в духе человека, способного создать оперу, которая так восхитила Лотто этим летом. У нее были совершенно великолепные руки, прямо как два совенка.

Но вот она внезапно встала, отнесла на кухню грязную посуду и ушла. Лотто проглотил горький комок. Она не захотела с ним познакомиться.