Судьбы крутые повороты

При подходе к Москве наш воинский эшелон почти два часа не останавливался. Стояла полночь, у электричек был ночной перерыв. Командир взвода еще с вечера объяснил своим подчиненным, что до солдатских казарм мы пойдем походной колонной пешком. Где находится это Хорошевское шоссе, он не знал, так как в Москве до войны не был ни разу. Среди бойцов взвода не было ни одного москвича. Помню до сих пор, как в последний день нашей тревожной дороги на фронт при подъезде к столице все острее и острее озадачивал нас вопрос, в какой род войск мы вольемся: в артиллерию ли, в пехоту, в морской или в воздушный десант. Не знали мы, и не знал наш командир взвода. Весь последний день нашей дороги он озабочен, главным образом, был одним: чтобы у всех его подчиненных были подшиты чистые белые подворотнички и надраены сапоги, и чтобы люди в Москве, глядя на нас со стороны, понимали и верили, что идут тихоокеанцы, а не какая-нибудь пехота «не пыли». Очевидно по распоряжению начальника эшелона, выгрузка была поочередной. Первой из шести вагонов выгрузилась наша рота. Была сделана перекличка, и колонна, возглавляемая командиром роты и сопровождаемая по бокам командирами взводов, вышла на пустынную широкую привокзальную площадь, выстроилась и двинулась в сторону Садового кольца, которое, по мере нашего бесконечного марша, мне покажется гигантской подковой, постепенно заворачивающейся все левее и левее. Курить во время движения колонны было строго запрещено. Зато с какой жадностью мы разворачивали свои табачные кисеты во время двух привалов, один из которых я запомнил по старинному, приземистому зданию на углу, против которого через 25 лет будет выстроен высотный особняк на площади Восстания, где начинается старая московская улица Красная Пресня. О том, что эта старая улица, вымощенная узорчатым булыжником, называется Красной Пресней, во время второго привала командир роты сказал командирам взводов. И тут же наказал, что когда будем подходить к деревянному мосту, перекинутому через железную дорогу, то пусть бойцы знают, что слева в березняке и липах находится Ваганьковское кладбище, где похоронены великие люди России, упомянул при этом и имя Сергея Есенина. Чтобы поднять у нас дух, командир роты также сообщил, что нашему маршу еще длиться не более тридцати минут. Пятиминутный перекур, отдых, а также информация, что будем проходить старинное кладбище, на котором похоронен Сергей Есенин, нас как-то взбодрили, прогнали сонливость. При подходе к мосту головы бойцов, как по команде «Равнение налево», все были повернуты в сторону кладбища.

Октябрьские казармы, расположенные в глубине огромного двора, на котором в беспорядке стояли длинные барачные столовые, спортплощадка, плац для строевой подготовки, чем-то очень напоминали нам Качинские казармы на окраине Красноярска. Те же неоштукатуренные кирпичные стены темно-красной кладки с широкими окнами, те же ничем не застланные трехэтажные дубовые нары, на которых спали русские солдаты нескольких поколений. Никак не предполагали мы, валившиеся с ног от усталости после перехода через всю Москву, что нам в этих пустынных казармах придется пробыть больше месяца. Недели две мы не знали, в какой род войск в качестве пополнения мы вольемся, и только где-то на третьей неделе командир роты, словно по секрету, сообщил, что воевать нам придется в гвардейских минометных частях, которые тогда уже получили свое лирическое наименование в народе: «Катюши». Об огневой мощи этого новейшего оружия мы уже знали по статьям из газет, по сообщениям на политинформациях. А поэтому мы были горды, что командование готово доверить нам такое почетное и мощное оружие, которое мы в натуральном виде пока еще не видели.

За время пребывания в Октябрьских казармах нас два раза походной колонной поротно водили в кино. Беговая улица тех далеких сороковых по своему виду чем-то напоминала окраину захолустного городка. Со стороны этой улицы по субботам и воскресеньям до наших казарм доносились частушки голосистых девок и еще не подлежащих армейскому призыву парней. Однако Красная площадь и Мавзолей Ленина мы, тихоокеанцы, повзводно посетили все. Это было нашим праздником. И были очень огорчены сообщением о том, что гроб с телом вождя мирового пролетариата был вывезен в глубь страны. А с каким замиранием духа, словно окаменев, мы слушали двенадцать ударов боя часов на Спасской башне! Это была торжественная минута.