Судьбы крутые повороты

Только теперь после моего вопроса с лиц учеников как-то сразу, словно ветром, сдуло облако печали. Руки взлетели дружно, и каждый хотел, чтобы взгляд мой остановился на нем. Я подсчитал, что правильно ответили восемнадцать человек, остальные шестеро, поднявшие одну руку, или поторопились с ответом, или не поняли поставленной мной задачи.

Школьная сторожиха баба Фрося прозвонила на перемену. Дать задание на дом я не успел и расслабился только в учительской, где меня ждал Сикора, искренне переживавший мой дебют.

Половина учителей знали меня еще с довоенных лет и поздравили с первым в жизни уроком. Сикора познакомил меня с новыми учителями и позвал в директорский кабинет. Там он расплылся в широкой улыбке:

— А ты знаешь, ведь я подслушивал тебя. Поверь мне, ты будешь великим педагогом. Женись на нашей первой красавице Наташе и поступай в Новосибирский пединститут. Закончишь его за два-три года.

После второго урока в восьмом «Б» Сикора снова утащил меня в «Шанхайку», обмыть мой учительский дебют. И на этот раз нас обслуживала Наташа. И снова в ее глазах, больших и лучистых, вспыхивали манящие огоньки, которые я чувствовал острее и зазывнее, чем неделю назад при первом знакомстве.

О том, что я собираюсь подавать документы в Московский государственный университет, Леньке Сикоре я ничего не сказал. Этот грешок я принимаю на свою душу.

Брат Анатолий

Об успешных экзаменах по физике в восьмых классах написали даже в районной газете. Нашлись похвальные слова и об учителе-фронтовике. Заметка была подписана директором школы Леонидом Сикорой. Вместе с отпускными я даже получил премию. Мама была рада и втайне надеялась, что я осяду в Убинске прочно, закреплюсь в школе и, как Сикора, поступлю на заочное отделение Новосибирского пединститута. Зная об этом, я и не пытался ей противоречить. Но всякий раз, когда она начинала разговор о школе, я находил случай и причину перевести нашу беседу на что-либо другое.

Когда я положил перед ней на стол толстую пачку захватанных пятерок и червонцев (мои премиальные и отпускные), она просветлела лицом.

— Теперь, сынок, пожалуй, мы купим поросеночка. Я договорилась с Ионихой, она уже отметила чернилами хвостик самого крупненького, и по сходной цене.

Я молчал, глядя на маму и любуясь, как разглаживались на ее лице морщины, как радостно смотрела она в будущее, и не перебивал.

— Картошки у нас хватит до осени, мешка два даже продадим, есть свекла, есть кормовая морковь, между делом к зиме и выкормим поросенка пудов на семь-восемь. А то гляди, какой ты худющий после войны, я заметила, на ремне прожег еще две дырки. — Время от времени смачивая слюной пальцы, мама, не торопясь, беззвучно шевеля губами, сосчитала деньги. — Ну вот, сынок, теперь у нас в доме есть хозяин. Сережа в Убинск будет наезжать разве только на каникулы да в отпуск. Толя планирует учиться в Новосибирске. Петю тоже тянет в город. Так что давай, командуй нами и деньгами.

И мама пододвинула ко мне стопку ассигнаций.

Ее слова меня умилили. Я взял со стола деньги и положил перед ней.

— Нет, мамочка, уж как ты командовала всей нашей гвардией, так и продолжай. Ты всегда была у нас Чапаевым, а отец — Петькой. — Я прошелся по кухне и, мысленно подбирая более мягкие слова, сказал то, что прочно утвердилось в моих планах и чего я уже не имел права скрывать от матери.

— Мама, к сожалению, я болен Москвой, и болезнь эта неизлечима. Я подхватил ее там, в Москве белокаменной, а усугубил эту болезнь великий французский писатель Бальзак. Устами одного из своих героев он сказал: «Если ты собрался воевать с небесами, — бери прицел на Бога!..»

Очевидно, мои слова ввели маму в заблуждение.

— А причем тут небеса и Бог? — как-то виновато спросила она.

Я расшифровал ей значение этого образа-сравнения:

— До тех пор пока в центре Москвы в сотне шагов от Кремлевской стены стоит Московский государственный университет имени Ломоносова, а в этом университете есть юридический факультет, учиться в котором мы с Шуркой Вышутиным поклялись на второй день после ареста наших отцов, никаких разговоров о пединститутах в нашей семье не должно быть. Я тебя прошу об этом, мама.

Постучавший в окошко почтальон оборвал наш разговор. И, к счастью, вовремя.

Письмо было от Толика. Он писал, что пока жив, здоров, план завод выполняет, отпуск дадут не раньше августа. И тут же жаловался: вот уже третий месяц его мучает кашель, а врачи, когда температура нормальная, бюллетеня не дают. Особенно тронули меня слова: