От кого? Кьонт не могла вспомнить, а он это почувствовал, как и новорожденные. Ненависть. Она наполнила разум. И их умы тоже. Сознание теперь стало общим для всех этих созданий, для нее и Немосуса.
“Юбхмаа… – напомнил он. – Ты так долго спала и позабыла ту, кто изгнал нас из Джархаара. Юбхмаа – вот имя истинного зла! Она принесла в жертву всех, кого мы любили, лишь бы не дать нам быть вместе!”
“Юбхмаа…” – повторила Кьонт. Она вспомнила это имя и ее поступок.
“В этот раз мы одолеем ее!” – слова Немосуса звучали твердо и решительно.
“Ты хочешь битвы с ней? Разве она жива? Сколько вообще лет минуло?”
“Сотни. Мы на сотни лет впали в забытье, – отвечал Немосус. – И она жива, поверь мне. Смрад от ее туши доносится даже сюда.”
Она ощутила запах, который он явил ей силой своего разума. Вонь от скверны. Как же ее называли? Кажется, эскура…
Она вспомнила еще кое-что. Самое важное, то, о чем совсем не думала.
Обладание! Оно и сделало их теми, кем они являлись.
“Да, – продолжил он, глядя на Кьонт и подползая ближе. – Ты вспомнила!”
Вторили голоса детенышей. Они уже окружили своих родителей. Их первое слово, которое они запомнили и мысленно произносили.
“Мы можем вернуть свой первозданный облик?” – спросила Кьонт, испуганно глядя на этих созданий.
“А зачем? Мы самые совершенные существа этой сферы, а может и всех двух!”
Немосус застыл, но все его конечности нетерпеливо зашевелились. Точно он – паук, приготовившийся схватить добычу и ожидающий подходящего мига.
Затем по его голове и телу пробежали волны, кожа вздулась, лопнула, обнажив острые наросты. После он так и остался недвижим, а на его спине затрепетали крылья. Они росли с невероятной скоростью, и вот он уже воспарил над Кьонт и ее детенышами.
“Очень скоро ты вспомнишь все. И научишь этой силе наших детей!”
Он спикировал вниз к чреву и жадно впился в него, отрывая кусок за куском и отправляя мясо в пасть, перебирая всеми своими членами.
“Тебе нужны силы, поэтому ешь!”
Есть то, что совсем недавно было частью тебя? Но Кьонт слишком голодна, а еще она устала от всего этого, ей вновь хотелось спать. Уснуть и больше не просыпаться. Но голод уже начал двигать ее тело в сторону туши. Запах казался таким сладким и манящим. А мысли о том, чтобы пожрать Немосуса или кого-то из детенышей, она загнала в самый отдаленный закоулок сознания, туда, где ее собственный голос никто не слышал. Он что-то ей кричал:
Но ей так хотелось есть! Она уже не слушала то слабый отголосок себя прежней. Слюна наполнила ее рот, она обильно капала на камни. Кьонт жадно припала к брюху рядом с Немосусом и начала есть – с хрустом, чавканьем и скрежетом. Она ела, пока не набила желудок, покуда не утолила вековой голод.
***
Еда быстро кончилась. Прошла всего пара дней. Кьонт боялась снова уснуть и больше не проснуться, поэтому она наблюдала за жизнью гнезда днем и ночью. Она не спала. Просто замирала и оставалась таковой. Если меньше двигаться, то голод не такой страшный…
Вслед за ней и Немосусом пробудились старшие. Они зарылись глубоко в землю, покрыв свои тела оболочками, в которых сохранили питательные соки. Это дало им возможность выжить. Услыхав мысли своих прародителей, те пробудились.
Они не похожи на них, ведь никогда не являлись джархи. Эти создания уже родились такими – измененными.
И всем им нужна еда. Еще больше. Иначе они все погибнут. Следует отыскать что-то. Наконец пришел час покинуть это место. Они должны найти себе новый дом.
Все они разрыли камни и землю и вышли на поверхность. Луна и звезды все так же сияли на небосводе, но вот твердь переменилась.
Больше нет тут зеленых лесов, полных живности, как нет и городов с их обитателями. Ничего. Одни голые камни и холод. Все это простиралось до самого Севера. Значит такова их судьба – пробудиться, затем пожирать друг друга, сгинуть насовсем в этом холодном и пустом мире? В землях, павших задолго до рождения ее детей…
Тогда Кьонт обратила свой взор и нюх на Юг. Там что-то есть, немного, но все-таки. Запахи жизни. Голод становился сильнее. Его ощущали все они. И, движимый им, из последних своих сил рой устремился туда.
Часть 1. Вер
Глава 1. Скорбь и Немощь
Пустота без какой-либо формы, без начала и окончания, окутавшая Грегора Гротта на многие часы, наконец начала отступать.
Это случилось не из-за предвестия, частоты пользования обладанием, а тем более не являлось последствиями конксурии. Это что-то иное, такого он раньше не наблюдал, не ощущал и знать не знавал. Сколько же это продлилось? Сложно сказать, но точно уж весь остаток этой безумной ночи. Вестимо, это его предел. И такова плата за силу.