Судьбы водят хоровод

В начале истории с Эриком Наташе казалось, что она сможет удержать ситуацию под контролем. От других женщин она слышала, что влюбленности случаются. И проходят. Пройдет и у нее. Рушить и взрывать – это не ее почерк. Но Эрик не рассасывался. Наоборот, отношения с ним становились все сильнее, глубже. Они утягивали ее в какую-то воронку с непредсказуемым финалом. Наташа поняла, что ее жизнь не просто превратилась в ящичек с двойным дном, но, что самое страшное, если его выдвинуть, он зияет оскорбительной пустотой. Все уместилось в потаенном отсеке. Тогда зачем эта ложная конструкция?

Наташа решила поговорить со Славой.

Возможно, вмешался великий Карл Маркс с его «бытие определяет сознание». Наташа так долго поддерживала в безупречной чистоте свое бытие, что сознание потребовало навести порядок в отношениях с мужем. А может, Маркс тут ни при чем. Просто отрезать хвост по кусочкам больнее, чем рубануть один раз. По кусочкам – больнее, а одним махом – страшнее.

Наташа решилась на разговор с мужем и заранее прокручивала в голове, как это будет. Но не угадала. Слава пошел с козыря, с разоблачения букетов. Он не заметил, что Наташа давно играла в другую игру, и то, что было козырем для Славы, для нее значения не имело. Он хлестал ее словами, пытаясь сделать больно, а Наташе казалось, что он своим криком разгоняет остатки сожаления и сомнения по поводу их совместной жизни. Всегда неловко смотреть на чье-то бессилие, и особенно, если этот кто-то – твой муж.

Когда все было кончено, Наташа легла на диванчик в кухне, натянула на голову плед и замерла, потрясенная тишиной. Взрыв, разметавший дорогу к отступлению, стих. Обратного пути нет. Но и впереди ничего не видно. И от этого чувства полной неопределенности ее стала бить нервная дрожь. В глазах появилась странная рябь, словно крошечные темные веточки покрыли мир зыбкой паутинкой. Наташа знала, что это за веточки. Это разлеталось по ветру ее гнездо.

Она ничего не сказала Эрику. Только попросила Светку сдать ей квартиру, которую та недавно получила в наследство от троюродной тетки. Светка округлила глаза и сказала только:

– Там пока срач, я еще не убралась.

– Ничего. Убираться я люблю.

Тема была закрыта. Когда у тебя огнем горит отрубленный хвост, совсем не хочется обсуждать подробности операции. Светка это поняла и не лезла с расспросами. Все, чем она могла помочь, это достать из клетки Бусю:

– Подставляй руку.

– Я боюсь. – Наташа еще ни разу не держала крысу.

– Это ты-то?

И они невесело рассмеялись. Действительно, по сравнению со Славой Буся была безопаснейшим существом.

Наташа неуверенно протянула руку. Бережно, почти нежно Светка пересадила Бусю на доверчиво распростертую ладошку подруги. И та на миг забыла и Славу, и Эрика.

На ее ладони помещалась жизнь, остро царапая малюсенькими коготками и лаская теплом, щекоча мягкой шерсткой. И этот хвост, устрашающе голый, если смотреть со стороны, но трогательно замшевый, если отважиться и погладить. Как сама жизнь. Колючая и ласковая одновременно. И непредсказуемая, щедрая, осыпающая сюрпризами, если решиться жить, а не стоять понуро и смотреть, как листается твой календарь.

– Ты только Эрику ничего не говори, – попросила Наташа. – Ну, что я от Славы ушла…

– Ты уверена?

Наташа кивнула. Не хотелось объяснять, что уход от Славы – это не прыжок в объятия Эрика. Это вообще разные истории. Просто они совпали во времени, подогревая и питая друг друга. Со Славой она дошла до финала. И теперь ей нужен только угол, где можно спокойно поплакать, провожая эту историю в архив жизни. При чем здесь Эрик?

Переезд не занял много времени. Наташа взяла самое необходимое и уже на следующий день открыла незнакомым ключом дверь в чужую квартиру. Там было пыльно, грустно и тоскливо.

Наташа села на продавленный диван и заплакала, провожая свою жизнь под откос. Сквозь слезы заметила, что картина на стене слегка покосилась. Самую малость. Но эта неправильность не давала полностью погрузиться в свое горе, отвлекала и требовала принять меры. Наташа встала и поправила картину. Рама оказалась пыльной, руки стали противно-серыми и сухими. Пришлось пойти в ванную в поисках тряпки, чтобы протереть пыль. Тряпка нашлась, но крупная, массивная. Такой только пол мыть. Вспомнилось, как шутила бабушка: у мужиков дом там, где с бабой переспал, а у бабы там, где пол помыла. Вот и ей надо помыть пол. Раз уж тряпка нашлась, чего уж теперь.

Она мыла пол и пропустила момент, когда жизнь сдвинулась с мертвой точки и едва заметно сменила траекторию, передумав нестись под откос.

Одновременно раздалось два звонка. Один – ее телефон. Второй звук новый, требовательный – видимо, дверной звонок.