Судебный дознаватель фараона (СИ)

Писец усмехнулся и, наклонившись в ее сторону, демонстративно потянул носом. Она же замахала руками, заявив не без гордости:

— Я не такая!

— Не девица? — подначил он.

— Не девица, а маджой. Я весь день бегаю на жаре, бывает дерусь даже, в любой момент могу упасть в воду. Никакой запах на мне не удержится, кроме того едкого, которым воняет мой пот.

Он оглядел ее скептически и улыбнулся:

— Ничего не знаю, ветерок доносит до меня как раз аромат утренней розы.

— Это оттуда, — она дернула подбородком в сторону розовых кустов, но скрыть темный румянец не смогла.

— Пойдем, — он сунул последний кренделек в рот и поднялся, — Не стоит давать этим вероотступницам слишком много времени.

Тамит послушно подскочила со скамейки и побежала к дому впереди него. Наверное, так пыталась скрыть смущение.

«Все же не маджой, а девица» — заключил про себя Гормери и улыбнулся.

* * *

В доме писца Пеннута было ожидаемо сумрачно, но в этот час далеко не прохладно. За день солнечные лучи раскалили камень, превратив жилище в печку. Поэтому попав в гостевую комнату Гормери моментально покрылся липким потом, а идея Тамит устроить инспекцию всего здания теперь на казалась ему такой уж удачной. С осмотром надо было бы прийти ночью, когда станет хоть немного прохладнее. В последние декады сезона Шему и почти весь Ахет горожане вообще в свои дома стараются не заходить и а основном живут в павильонах, разбитых на крышах.

В календаре Древних египтян было три сезона по 120 дней каждый. На Шему и Ахет приходились современные месяца с начала марта по конец ноября. Соответственно с середины Шему (июнь) по середину Ахета (октябрь)в Египте самое жаркое время.

— Вот посмотрите-ка, господин писец храмового кебнета, наш семейный алтарь! — слащаво улыбаясь, хозяйка дома Бекмут распахнула двухстворчатые дверцы небольшого шкафчика в стене. Две его полки были плотно заставлены памятными стелами, величиною с ладонь, — Родители мои и Пеннута, его сестра и двое братьев, наши детки, тетушка, бабушка. Всех помним, почитаем и поминаем каждое утро.

Гормери кивнул и вытер взмокший лоб ладонью. Еще несколько минут, и он не то, чтобы запах розы почуять не сможет, он упадет прямо посреди это душной комнаты, где от стены к стене носятся ошалевшие от жары мухи.

— А где у вас главный алтарь? — нашлась Тамит.

— Так на крыше, конечно, — энергично подхватила Бекмут, — Как положено, повернут на восток. Перед ним мы встречаем каждый восход, воздавая царю нашему великому Неферхепрура Эхнатону, принося ему молоко, цветы и благовония! Да будет он жив, здрав и невредим!

— Похвально, — Гормери очень хотелось осмотреть именно этот алтарь. Его непреодолимо тянуло на крышу. Пусть и под все еще жаркие лучи солнца, только вон из сумрачной духоты.

Но по пути к свободе им пришлось осмотреть покои хозяев дома на втором этаже. Там тоже все было наскоро подчищено. Но от натренированного взгляда Гормери не укрылись едва заметные пятна, чуть более светлые, чем остальной пол. Аккурат по углам супружеского ложа. Не иначе, как еще несколько минут назад отсюда убрали статуэтки змей или лягушек — староверческих оберегов от болезней, сглаза и измены. И если бы в его задачу входило лишить Пеннута работы, он бы уже добыл нужные факты. В спальне супругов допускается стела царя Эхнатона с женой и тремя прекрасными дочками. А наличие изображений других богов, присутствие старинных амулетов или оберегов должно караться по всей строгости храмовых законов. Никакие лягушки не смогут защитить писца лучше, чем царь Неферхепрура Эхнатон! Но сейчас Гормери сделал вид, что не заметил кричащую улику. Его все это не касается. Ему нужно отыскать Неферет. А он кожей чувствовал, что с ней в этом доме многое связано.

И вот оно! В комнате младшего члена семьи — писца Менна они замерли, разглядывая красивые картинки на стенах. Птицы, стрекозы, бабочки и коты в зарослях прибрежного тростника. Знакомые мотивы.

— Красиво, — за всех восхитилась Тамит.

— Да… Подружка нашего Менны разрисовала. Талантливая девушка, — пояснила Бекмут и по мягкой нежности в ее маленьких глазках, сделавшей ее куда более привлекательной, стало понятно, что художницу она любит как дочь.

— Позовите немедленно девицу Неферет, — Гормери решил, что игр с него на сегодня достаточно, — Мне нужно с ней поговорить.

Однако Бекмут удивленно вскинула брови. Вполне естественно, словно и вправду удивилась.

— Я не могу позвать ее, господин. Она ведь пропала!

«Да что вы говорите?! Вот так новость!» — Гормери сжал челюсти, чтобы из него не вылетело лишнего.

— Ваш сын пишет прекрасные стихи.

Столичный гость и хозяйка дома уставились на Тамит, которая держала в руках небольшой свиток. Один из десятка, хранившихся на полке над рабочим столом молодого писца.