Второй разговор я имел в Париже в сентябре 1927 года с депутатом, крупным зерноторговцем Луи Дрейфус. Нужно сказать, что и этот разговор и заключение аналогичны с теми, которые у меня были с Николем.
Теперь о моих контрреволюционных связях. Приехав из ссылки в 1934 году, я встретился с Сосновским и с ним поддерживал связь. В марте 1935 года Сосновский сообщил мне о том, что уже давно заключен блок между правыми и троцкистами, что есть полное согласие в целях и в методах — шпионаж, диверсия, вредительство. Он указывал на такую подробность: правые дали директиву, чтобы все их кадры ушли в глубокое подполье и были бы, таким образом, неуязвимы. Так они сохраняли свои кадры.
Другим подпольщиком, с которым я встретился в 1934 году, был Крестинский. Я у него был два раза в наркомате в связи с моей поездкой в Токио. Второй раз, когда я его видел, он сказал, что работает как подпольщик.
Вышинский.
Как троцкист?Раковский.
Как троцкист. Последняя встреча с Сосновским была в декабре 1935 года.Вышинский.
Скажите, как вы могли бы кратко формулировать признание своей вины перед Советским Союзом?Раковский.
Я признаю, что, начиная с 1924 года, я являлся изменником советской социалистической родины.Вышинский.
А ваша сначала фракционная, потом контрреволюционная подпольная троцкистско-преступная деятельность в каком году началась?Раковский.
С Троцким я был лично знаком с 1903 года. Это знакомство укрепилось, и я являлся его близким другом.Вышинский.
Политическим?Раковский.
Политическим, когда касались политических вопросов.Вышинский.
И личным?Раковский.
И личным.Вышинский.
И оставались таковым до последнего времени?Раковский.
И оставался таковым до последнего времени.Вышинский.
Следовательно, почти 35 лет вас связывает политическая и личная дружба с Троцким?Раковский.
Правильно.Вышинский.
Вы вели борьбу против партии и Советского правительства?Раковский.
В 1921 году была дикуссия о профсоюзах, что называется проба сил. А с конца 1924 года уже создается нелегальная связь, переходящая в рамки Уголовного кодекса.Вышинский.
С 1924 года создаются нелегальные, преступные, караемые советским законом связи и преступная деятельность?Раковский.
Которую я изложил.Вышинский.
Которую вы признали. Во имя чего вы, троцкисты, вели эту борьбу против Советского государства?Раковский.
Во имя захвата власти.Вышинский.
И далее, в каких целях захват власти?Раковский.
Цели сводились, в основном, к ликвидации тех достижений, которые существуют в настоящий момент.Вышинский.
То есть, иначе говоря, к ликвидации социалистического строя?Раковский.
К возвращению, я не говорю открыто, капиталистического строя...Вышинский.
Открыто вы этого не скажете?Раковский.
Я хочу сказать, что в моем сознании не фигурировало это, как открытая, как ясная цель, но в моем подсознании, я не могу не отдавать себе отчета, что я на это шел.Вышинский.
А задача заключалась в озверелой борьбе против социалистического государства, в целях захвата власти в интересах — в конце концов, каких же?Раковский.
Когда мы думали, что можно захватить власть и ее удержать и не передать фашистам, — это было безумие, это утопия.Вышинский.
Следовательно, если бы вам удалось захватить власть, то неизбежно она оказалась бы в руках фашистов?Раковский.
Эту оценку я абсолютно разделяю.Вышинский.
Значит, вы хотели захватить власть при помощи фашистов?Раковский.
При помощи фашистов. В конце концов власть оказалась бы в руках фашистских агрессоров.Вышинский.
И вы лично действовали в целях и интересах этого фашизма?Раковский.
Признаю.Вышинский.
Действовали методами шпионажа?Раковский.
Признаю.Вышинский.
Подготовки поражения СССР в предстоящей войне в случае нападения на СССР?Раковский.
Признаю.Вышинский.
Подготовки ослабления мощи и обороноспособности СССР методами вредительства, диверсии и террора?Раковский.
Признаю.Вышинский.
Это есть не только измена перед Советским государством, но и перед всем международным рабочим движением. В этом вы себя признаете виновным?Раковский.
Признаю.Председательствующий.
Подсудимый Зеленский, вы подтверждаете показания, которые вы давали на предварительном следствии?Зеленский.
Да, я подтверждаю. Я должен коснуться в первую очередь самого тяжелого для меня преступления — это о своей работе в царской охранке. Я состоял агентом самарской охранки с 1911 по 1913 год.