Судья

Павел секунду молча разглядывал капитана. Расхохотался.

— Вот, значит, как? Блистательно! Начинаешь работать проверенными методами, капитан. Смотри, не превратись в такого же, как все! Скоро перестанешь отличать правую руку от левой.

Быстров помолчал, барабаня по столу пальцами. Встал, прошелся по комнате, ощущая себя Точилиным (неудивительно, ведь он бессознательно копировал манеры Точилина).

— Подумай, Покровский. Ты ничего не теряешь. Сможешь вздохнуть полной грудью. И, вдобавок, спасти тысячи хороших людей.

Быстров остановился, уставившись на Павла. Павел сузил глаза.

— Хороших людей? Ты плохо понимаешь, чего хочет Судья. Никто из убитых не был «хорошим человеком» в твоем понимании. Я вообще сомневаюсь, есть ли в Холмах хоть один хороший.

— Тем не менее, Его деятельность — преступна. У Судьи могут быть какие угодно цели, но это Его не оправдывает.

— Ну, мне ты можешь не рассказывать.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга через комнату. Быстров тихо сказал:

— Помоги мне.

Павел покачал головой.

— Вы никогда не возьмете Его.

— Возьмем. С божьей помощью.

— Откуда ты знаешь, может, Бог на Его стороне?

Быстров смерил Павла внимательным взглядом.

Подошел к двери, высунулся в коридор. Вернулся с двумя дежурными.

— Посадите этого в камеру. Пусть помаринуется.

Павел вскочил.

— Мне нужно сделать звонок! Иначе буду жаловаться!

— Ах, чтоб тебя, — Быстров поморщился. — Дайте ему позвонить. Потом… знаете что, посадите-ка его в общую.

Капитан зло усмехнулся. Павел побледнел, но не опустил глаз.

Когда Покровского увели, Чернухин покачал головой.

— Не слишком ли круто?

Быстров сел за стол. Помрачнел.

— Сам знаю. Но выбора нет.

Капитан потер лоб.

— Я устал. Мне все осточертело. Я хочу разобраться с Судьей. Как можно скорее. А потом… возьмемся за остальных.

— Думаешь, Покровский поможет?

— Не знаю, — Быстров сунул в рот сигарету, поднес зажигалку.

— А остальные — кто?

Быстров безумно расхохотался, выпуская дым из ноздрей.

— Ну кто? Баринов, сатанисты, убийца Марии и Алеши. А потом — они, — Быстров кивнул головой на дверь.

Чернухин испуганно взглянул на друга.

— С ума не сходи, Володя. Точилин не смог, а ты сможешь?

Быстров раздраженно смял сигарету.

— Только про Точилина мне не говори! Для Точилина все кончено.

Взгляд Быстрова посуровел. Таким его Чернухин никогда не видел.

— Перед Точилиным у меня есть огромное преимущество.

— Какое?

Быстров холодно посмотрел на него.

— Я не женат.

— Инна? — Павел сжал трубку, поглядывая на дежурного, который с бесстрастным лицом стоял у стены.

— Павел? Что стряслось? Где ты? У тебя такой голос…

— Я попался. Меня загребли.

— Ты в тюрьме? — в голосе Инны звучала целая гамма эмоций: изумление, страх, паника, раздражение. — Что ты опять натворил?

— Сейчас — ничего. За убийство семилетней давности.

Молчание.

— Ясно. Я позвоню адвокату дяди в Москве.

— Думаешь, он вытащит меня отсюда?

— Уверена. Дядю он однажды отмазал… долго рассказывать. Тебя выпустят под залог.

— Ты там держись, ладно?

— Конечно, — Инна усмехнулась. — Что мне еще остается!

Павел поморщился.

— Пока.

— Пока.

Он положил трубку.

Поигрывая наручниками, подошел дежурный. Павел выдавил улыбку.

— Пора в клетку со львом?

— Хуже, — мрачно изрек дежурный. — Намного хуже.

Глава 36. Намного хуже

Около трех ночи Баринов покончил с бумагами. Присвистывая, размял спину, встал из-за стола. Настроение у Валерия Георгиевича было отличное.

«Теперь Я в городе главный. Бубнов мертв — какая удача! Точилин несколько дней будет занят похоронами. А потом станет уже не опасен».

В дверь без стука сунулся Игорь. Баринов дернулся.

— Тебя стучать учили?

— Посетитель, — скорбно улыбаясь, сообщил Игорь.

Баринов разинул рот.

— В три часа ночи? С цепи все сорвались, что ли? Не иначе, сам Дьявол пожаловал ко мне на чашку чая!

— Намного хуже, — послышался голос из-за двери. Игоря втолкнули в комнату. Вошел мужчина с бледным, исхудалым лицом. Баринов с ужасом узнал Точилина.

— Он чист, — сказал Игорь.

— Я чист, — Точилин сел в кресло. — Как Богоматерь.

Его осунувшееся лицо озарила кривая улыбка. Волосы всклокочены. Баринов почуял мерзкий запах изо рта следователя.

Он кивнул Игорю.

— Оставь нас. Стой за дверью.

Дверь закрылась. Точилин поднял глаза.

— Боишься?

— Благоразумие — основа доблести, — Баринов сел. — Чай? Кофе? Сигарету?

— Цианистого калия, если можно.

— Перейдем к делу. Чего ты хочешь?

Он сам удивлялся собственному хладнокровию.

Точилин заговорил бесцветным голосом человека, не спавшего двое суток:

— Мою жену и моего сына убили. Мы оба знаем, кто заказчик.

Точилин сузил глаза. Баринов моргнул, но глаз не отвел.

— Глупое решение. Надеялся испугать меня, Барин? Зря. Я не оступлюсь, — теперь в голосе Точилина прорвались злость и отчаяние. — Почему их? Почему не меня?

Баринов молчал.

Следователь облизнул сухие губы. Его глаза увлажнились. Баринов вдруг почувствовал жалость. Сколько раз за последние дни плакал этот человек?

— Это бизнес, Александр Сергеич. Правила игры ты знаешь. Кто просил тебя совать нос в наш — в мой — город?

Сжав кулаки, Точилин процедил: