Судья Харботтл

Детям постоянно внушают, что взрослые всегда правы, и что высшая добродетель – в послушании; их так часто ругают назойливые вопросы, что со временем они начинают безоговорочно принимать на веру все, что видят. Девочка восприняла присутствие в портшезе смуглого незнакомца как нечто само разумеющееся.

И лишь когда малышка, подробно описав внешность незнакомца, спросила маму, кто был этот человек, и увидела испуганное материнское лицо, она начала понимать, что видела нечто необъяснимое.

Миссис Карвелл сняла с гвоздя над полкой ключ от портшеза и, ведя за руку перепуганную девочку, со свечой в руке спустилась вестибюль. Она остановилась на почтительном расстоянии от поршеза и сунула девочке подсвечник.

– Загляни еще раз внутрь, Марджери, посмотри, есть там кто-нибудь, – шепнула она. – Держи свечу сбоку, чтобы свет падал через занавеску.

Девочка заглянула, на сей раз с очень серьезным видом, и тотчас отметила, что незнакомец исчез.

– Посмотри как следует, – велела мать.

Девочка подтвердила, что внутри никого нет. Тогда миссис Карвелл, поправив кружевной чепец с вишневыми лентами, о восседавший на темно-каштановых волосах, бледная, как отперла дверь и заглянула внутрь. Там и вправду никого не оказалось.

– Видишь, малышка, тебе померещилось.

– Вон он! Мама, смотри! Спрятался за угол, – воскликнуло дитя.

– Где? – Миссис Карвелл шагнула вперед. – Убежал вон в ту комнату.

– Да ну тебя! Это просто тень мелькнула, – сердито воскликнула миссис Карвелл, потому что не на шутку испугалась. – Я передвинула свечу, только и всего. – Однако, не в силах пройти через комнату к двери, на которую указала девочка, она схватила один шестов для портшеза, прислоненных к стене, и яростно постучала им об пол.

На стук примчались повар и две кухарки.

Вместе они обыскали комнату; в ней было пусто и тихо, нигде нашлось ни следа незваного гостя.

Кое-кто полагает, что это таинственное происшествие придало мыслям миссис Карвелл непривычное направление, что и явилось причиной странной галлюцинации, посетившей ее пару часов спустя.

ГЛАВА 9. СУДЬЯ ПОКИДАЕТ ДОМ

Миссис Флора Карвелл поднималась по парадной лестнице, держа в руках небольшой серебряный поднос с чашкой горячего коктейля судьи.

Верхняя часть широкой квадратной лестничной клетки огораживалась массивными дубовыми перилами. Случайно подняв глаза, экономка заметила на площадке незнакомца чрезвычайно странной внешности; высокий и худой, он стоял, лениво облокотясь на перила и сжимая в руке трубку. Губы, нос и подбородок его отвисли до необычайной длины. В другой руке незнакомец держал моток веревки, конец ее свисал через перила.

Миссис Карвелл, не подозревавшая, что странный гость – пришелец из иного мира, решила, что это один из носильщиков, нанятых для того, чтобы нести багаж судьи, и окликнула его, спросив, что он здесь делает.

Вместо ответа незнакомец развернулся и, в точности копируя ее беспечную походку, прошел по коридору и исчез в одной из комнат. Экономка последовала за ним. Комната, где скрылся незнакомец, не была обставлена мебелью. На голом полу стоял лишь крытый сундук да лежал моток веревки. Экономка огляделась – в комнате, кроме нее, никого не было. Может быть, оно и к лучшему, решила она по зрелом размышлении.

Миссис Карвелл не на шутку перепугалась; впервые ей в голову, что малышка, возможно, видела того же самого призрака, который только что явился ей. Незнакомец, по описанию девочки, лицом, фигурой и платьем до дрожи в коленках напоминал Пайнвека; однако тот рабочий, что сейчас предстал перед экономкой, не имел с ним ни малейшего сходства.

Напуганная до полусмерти, на грани истерики, миссис Карвелл сбежала по лестнице к себе в комнату и, не решаясь оглянуться, созвала товарок и, плача, рассказала им обо всем, что случилось. Затем, подкрепив силы сладкой наливкой, она снова заплакала и заговорила, и так продолжалось до десяти часов, когда, по тех давних лет, пора было ложиться спать.

После того, как все слуги – немногочисленные, как я сказал – легли спать, в кухне осталась одна судомойка, успевшая за день дочистить свои котлы. Эта неустрашимая широколицая особа с густыми черными бровями не уставала повторять, что «гроша ломаного не даст за самого призрачного призрака» и относилась к истерикам трусливой экономки с выразимым презрением.

Близилась полночь. Старинный дом затих. Слышалось лишь приглушенное завывание холодного ветра, гулявшего по крышам среди каминных труб или сквозившего тугими порывами по узким расселинам улиц.

Этаж, где находилась кухня, погрузился в темноту. Домочадцы крепко заснули, в огромном доме бодрствовала лишь судомойка. Она то начинала вполголоса напевать про себя, то замолкала и прислушивалась, потом снова принималась за работу. В конце концов она стала вздрагивать от каждого шор хуже экономки.