Судить буду я

– Анвар Абидович толком и обстоятельно ввел меня в курс дел, он все-таки по образованию экономист и неплохо знает банковское дело. Можно сказать, что я согласился сразу, ибо выбора не видел, на другом конце предложения, как на картах, стояла жизнь Анвара Абидовича, я это хорошо понимал. Впрочем, не согласись я, наверняка и моя бы жизнь оказалась под угрозой, спецслужбы не любят шутить, тем более цена такой тайны – миллиарды…

Но это лишь первопричина моего добровольного согласия. По­зже, еще в Германии, я стал собирать сведения о наличии таких денег в немецких банках и успел напасть на их след, хотя это стоило мне немалых личных средств, за так на Западе информацию, тем более такую конфиденциальную, даром не получишь. Там же, в Мюнхене, я все чаще и чаще возвращался к беседе с Анваром Абидовичем в отеле «Рид», куда я вывез его специаль­но, чтобы оторваться от спецслужб, и до сих пор жалею, что не записал наш разговор на диктофон. В том разговоре Анвар Абидович подробно ответил мне на все вопросы, главный из них заклю­чался в следующем – как образовались эти средства за рубежом? Он не скрывал, что при всевластии КПСС народные и государст­венные средства было трудно отличить от денег партии, коммунисты все считали своей собственностью. Постепенно я пришел к твердому и единственному убеждению, что деньги принадлежат не КПСС, а обобранному и оболганному народу, и мой долг вернуть их Отечеству.

Прокурор Камалов вдруг встал и нервно прошелся по комнате, потом, вернувшись к столу, глядя на Шубарина в упор, спросил:

– А вы представляете, что может случиться с вами, если они почувствуют подвох, я уже не говорю о том, если вам удастся совершить операцию?

– Я понимаю, что задумал и чем придется заплатить при любом раскладе, но отступать не намерен. Слишком высока став­ка, чтобы думать о себе. Вам ли объяснять, что редкому мужчине выпадает такой шанс послужить народу, Отечеству…

– Ну, что касается вас, вы уже рискуете во второй раз на моей памяти, дорогой Артур Александрович, – ошарашил вдруг хозяин дома.

– Почему во второй? – не сообразил сразу Шубарин, все его мысли были заняты предстоящей встречей в Милане, он рвался в бой.

Камалов снова вернулся на место, взял предложенную Шубариным сигарету и, разминая ее в пальцах, объяснил:

– Разве ваше письмо, адресованное мне в прокуратуру, когда существовало единое государство, о конкретных хищениях, эконо­мической диверсии и валютных операциях в Москве, Прибалтике, в портах Дальнего Востока и у нас в Ташкенте, когда чуть было не похитили через подставных лиц три миллиарда рублей, предназ­наченных на развитие Кашкадарьинской области, было меньшим риском, чем ваша новая затея? Ведь мы тогда успели принять жесткие меры, результат вам известен: и в первом, и во втором случае расплата одна – головой. Я помню ваши слова в начале письма, вы говорили, чтобы я не обольщался, вы, мол, человек из противоположного лагеря, просто не можете спокойно видеть, как разворовывают державу, и что наши пути в определенных обсто­ятельствах могут сойтись. Я верил, Артур Александрович, в нашу встречу и рад, что вы решились сделать ответный шаг. Мы с вами одинаково смотрим на судьбу Отечества, – и Хуршид Азизович протянул Шубарину руку.

Шубарин, предложив огонек зажигалки прокурору, спросил:

– И о том, что я написал письмо в прокуратуру, вы тоже знали давно?

– Нет, об этом я догадался только сейчас. Я уже лет десять, если не больше, не встречал человека, который бы с волнением произносил: Отечество… держава… В письме вашем тот же тон, те же интонации, что я слышу сейчас, та же боль за Отечество, державу, и слова эти вы написали с большой буквы…

– Наверное, об этом можно было бы еще поговорить, – про­должил Шубарин, – но ночь коротка, а мне еще долго рассказы­вать, так что и продолжу, с вашего позволения…