Судить буду я

– Меня всегда с первого дня пребывания в Ташкенте стала мучить одна тайна: несоответствие «устного» и «печатного», если можно так выразиться, образа мыслей моего шефа, кура­тора в ЦК – Сухроба Ахмедовича Акрамходжаева. Уж никак не вязались его громкая слава известного юриста, популярного в народе автора нашумевших газетных выступлений на право­вые темы, доктора наук – с тем, что я каждодневно слышал от него, общаясь по службе. Сначала я махнул на это рукой, зная, что есть косноязычные в жизни писатели, а в книгах своих блестящие стилисты, и наоборот, краснобаи не могут письма толково написать. Но однажды мне удалось убедиться, что в жизни он далек от своих теоретических работ. Почувствовав такое раздвоение личности, – а это случилось в день, когда я арестовал в Аксае хана Акмаля, – я взял его жизнь под микроскоп. Чем закончилась история моего прозрения для него, вы знаете. Если он сегодня оказался на свободе, для меня он был и остается всегда преступником, убийцей. Хотя он самона­деянно убежден, что со смертью главного свидетеля обвинения Артема Парсегяна по кличке Беспалый он уже вне подозрений. А смерть Беспалого, я убежден, дело рук Хашимова, он знал, какую опасность представлял для него Парсегян. Но я верю, что у меня будут и новые факты, и новые свидетели, и он со своим дружком все равно окажется за решеткой, оборотни в нашей среде опаснее любых преступников.

– Простите, прокурор, – спокойно прервал его монолог Шубарин. – Зачем вы мне все это рассказываете, я не интересуюсь ни жизнью Сухроба Акрамходжаева, ни жизнью Салима Хаши­мова, и если в них есть белые пятна для вас, я не собираюсь их вам осветить, даже если бы знал. У меня иные принципы, и к тому же я сам далеко не праведник, и на роль судьи вряд ли подхожу. Мне кажется, у вас неправильное мнение обо мне.

Прокурор словно ожидал этого выпада от хозяина кабинета и тоже вполне спокойно продолжил:

– Не спешите, Артур Александрович, делать выводы. Я знал, к кому шел. И я не собираюсь вас вульгарно вербовать в осведомители. И не думайте, что я явился только потому, что недавно оказал вам важную услугу. Просто случайное стечение обстоятельств, вы же понимаете, что я не мог предвидеть похищение вашего гостя. Эти бумаги я собирался передать вам давно, а инцидент с Лежавой лишь сократил дистанцию между нами.

– Извините, прокурор, – настойчиво перебил Японец Камалова, – если в этих бумагах какой-то компромат на Сухроба Ахмедовича, можете их забрать, я не притронусь к ним.

– Не горячитесь, Артур Александрович, я скажу вам, что находится в этих двух папках. В одной докторская диссертация бывшего заведующего отделом административных органов ЦК партии Акрамходжаева, в другой – теоретические работы Азларханова за разные годы и мое подробное заключение об идентичности этих материалов, я ведь тоже доктор наук и преподавал специальные дисциплины в закрытых учебных заведе­ниях КГБ, был такой факт в моей жизни, после тяжелых пулевых ранений в уголовном розыске. Ума не приложу, откуда взялись у Сенатора, такая в уголовном мире кликуха у Акрам­ходжаева, научные работы убитого прокурора Азларханова, ведь они никогда не были знакомы. Иногда я думаю, что, возможно, работы Амирхана Даутовича находились в том самом дипломате, что был при Азларханове в момент его убийства в вестибюле прокуратуры и который в ту же ночь выкрал Сенатор. – Прокурор говорил медленно, не глядя на собеседни­ка, порою даже казалось, что он просто рассуждает вслух, но он все-таки успел уловить какую-то реакцию на свои последние слова: Шубарин слишком хорошо владел собой, чтобы не выда­вать волнения, но что-то в нем в этот момент дрогнуло, проку­рор продолжал развивать свою мысль: – А может, за убийством вашего друга Азларханова стоит Сенатор? Вот поэтому я считал своим долгом передать вам эти бумаги. Так оставить вам доку­менты, Артур Александрович, или я ошибся?

– Нет, не ошиблись. Амирхан Даутович был моим другом, и я посмотрю эти материалы…

Пытаясь закрепить маленький успех, Камалов произнес эмо­ционально:

– Этим шагом я хочу как-то сблизить наши отношения, мне кажется, на многое мы с вами смотрим с одной колокольни…

– Не обольщайтесь, прокурор, – вдруг засмеялся хозяин кабинета. – А за бумаги спасибо, впрочем, похвалюсь, и я замечал разницу между «устным» и «печатным» Акрамходжаевым.