Судить буду я

Едва миновали пригороды Ташкента, как человек в галошах, но уже без форменной фуражки, попытался подсадить к нему в купе попутчика, шустрого молодого парня с двумя огромными тюками. Кстати, обилие "челноков" с багажом бросилось Сенатору в глаза еще на вокзале. Дожидаясь, пока подадут состав, он старался определить, откуда какая группа прибыла. Большую команду он увидел из Турции, из Ташкента до Стамбула имелся прямой рейс, и для граждан Узбекистана даже не требовалось въездных виз, не существовало и языкового барьера, оттого узбекские "челноки" дружно осваивали турецкий рынок. Но тот, которого пытались вам подсадить, был из Китая, об этом говорил яркий китайский псевдо-"Адидас", а поверх еще и кожаная куртка, запах которой тут же заполнил купе. Но даже полупьяный проводник, встретившись со взглядом Сенатора, тут же извинился, быстро ретировался и больше его уже не беспокоил, хотя в вагоне всю ночь шла какая-то непонятная ему жизнь. Поезд отходил уже в сумерках, ночь надвигалась быстро, с каждым набегающим километровым знаком, выкрашенным, как и шлагбаумы на переездах, но скоро темнота съела и эти полосатые бетонные столбы. В купе стояла кромешная тьма, только огни станций и разъездов на миг освещали дальние углы. Встать, зажечь свет у Сухроба Ахмедовича не было ни желания, ни сил, хотя и захватил он в дорогу интересные газеты. Сегодня он отправился в путь не с пустыми руками, как в прошлый раз, а имел при себе небольшую дорожную сумку, кожаную, на молниях, купил он ее некогда в Австрии, в Вене. Жена, зная нынешнюю ситуацию в поездах и помня, что муж человек ночной, положила ему в дорогу много вкусных вещей, которые наготовила для встречи из тюрьмы, а он, не побыв и двух дней, снова сорвался по делам, но она не отговаривала, понимала, видимо, что так нужно.

Состав, как и четыре года назад, кидало из стороны в сторону, подбрасывало не только на стыках и стрелках, но и на ровном месте, из-за просадки колеи. Но Сенатор сегодня не сравнивал железные дороги Австрии, по которым ему довелось некогда проехаться, с дорогами бывшего МПС СССР, другие мысли владели им, хотя время от времени он проваливался памятью в то давнее путешествие в Аксай, выглядевшее чистой авантюрой, но давшее такие неожиданные результаты. Сегодня он понимал, как важно для политика предвидеть, предугадать, предвосхитить события, он единственный тогда попытался помочь хану Акмалю. Время подтвердило его дальновидность, и это радовало Сенатора. Глянув на светящиеся стрелки "роллекса", он подумал: как хорошо, что не надо просыпаться на рассвете, как в прошлый раз, когда он сошел на глухом полустанке, где его дожидались, чтобы отправить в Аксай на стареньком вертолете. Теперь он ехал до конечной остановки, Намангана, и там, на вокзальной площади, его должна была ждать белая "Волга" с златозубым Исматом за рулем, он-то и доставит его в бывшую вотчину хана Акмаля, дважды Героя Соцтруда, бессменного депутата обоих Верховных Советов в течение многих лет. Но встреча на этот раз была не по его инициативе, и не с хозяином Аксая, а его духовным наставником, Сабиром-бобо. Но что означал приказной тон человека в белом? "Я что, его подчиненный? наливаясь, как всегда, беспричинной злобой, подумал Сенатор. — Мальчик на побегушках?"

Но злоба как неожиданно возникла, так и пропала, перед глазами встал кожаный чемодан с пятью миллионами, некогда полученный им в Аксае, а казначеем у хана Акмаля был Сабир-бобо! А за деньги ответ держать надо, хотя вроде и не уговаривались. На Востоке счет деньгам знают, особенно личным, это не партийную или государственную кассу растранжирить, тут ответ не перед партией придется держать. Вспомнив про партию, в которой он состоял почти тридцать лет, считай, со студенческой скамьи, добрался до самых ее командных высот в Белом Доме и даже помышлял о самой верхушке, пообтеревшись в коридорах власти и поняв, что не боги горшки обжигают, Сенатор вдруг встрепенулся, словно нащупал тревожившую его причину. Почему Сабир-бобо велел ему прибыть в Аксай именно сегодня, вроде у него дел в Ташкенте нет, ведь он еще толком не отъелся и не отоспался после тюрьмы. Мысль показалась ему столь важной, что он неожиданно встал и включил свет. "Да, да, партия, — рассуждал он вслух, — вот где отгадка поведения тихого богомольного человека в белом". Нащупав причину, можно и подготовиться к встрече; уже веселее подумал он и, достав дорожную сумку, прежде всего вынул коробку с чаем. Несмотря на продовольственный кризис, он своих привычек не изменил, пил черный чай английской фирмы "Эрл Грей — Серый кардинал", ему нравился его ароматичный привкус. Доставая пакеты, кулечки, свертки, уложенные женой, он тепло подумал о доме, она учла все его вкусы, вплоть до жареного миндаля к его любимому чаю. "Надеюсь, с кипятком еще не наступили перебои", — подумал Сенатор и отправился к титану, — чайник и две пиалы по давней традиции еще сохранились в привилегированном вагоне.