Ветра не было, щебетали птички, по склону периодически, с глухим шорохом, сползали ручьи мелкого камня вперемешку с песком. Справа, обрывалась вниз крутым скатом гора, поросшая огненным кустарником, и уже глубоко внизу, метрах в сорока, полностью заросшая хорошим, густым лесом. Слева метра на три-четыре вздымался другой склон, и слоистые его бока отражали солнечные лучи, которые множились сверкающей крошкой. Я подняла голову, пытаясь разглядеть, что там еще выше. Наверное, через пару часов опять выйду к лесистой части горы, а там уж рукой подать до вершины. Преодолеть бы эту часть перевала. Я снова стала растирать лицо ладонями. Да что же это такое? Вдруг горизонт поплыл в сторону, в ушах зашумело, в голове возник какой-то тонкий, на одной ноте, писк, и поле зрения стремительно ужалось до бледно-серого окошка. Я взмахнула руками, пытаясь за что-нибудь схватиться и…
Уф… серые мушки перед глазами расползались, являя изрядно побледневший мир. Постепенно он снова набрал яркость, а я смогла пошевелить рукой. Повезло. Упала на дорогу, лицом вниз. Не покатилась по склону, не разбила голову о камень. Щеку, правда, свезла немного, сбила подбородок, поцарапала нос. Я медленно села, продолжая оценивать ущерб. Ладонь покалывало — царапины, вдавившиеся камушки — не страшно, хотя и обидно. Колено ныло и ощутимо побаливало бедро. Синяк, видно, отменный вспухнет. Да, в общем-то, пустячок, не падение. Солнце светит, ветер шумит. Даже птички, заразы, чирикают. Я закрыла руками лицо и разревелась.
Ох, и выла же я. Под конец нос опух, лицо щипало от соленых слез, я дрожала и икала, но в голове царила кристальная ясность. Словно ушло, наконец, все то напряжение, тот страх, что сковывал железными обручами.
Не поверю, что Стоуш мог просто сгинуть. Слишком хорошо знал он горы, к тому же провел в странствиях годы. И в предательство его не поверю. Он любит меня, всегда любил. Что бы там ни случилось, я выясню и найду его. Холодная ярость взметнулась пеной. Или отомщу. Теперь же надо взять себя в руки, тряхнуть за шкирку разом, с силой. Проснись! Очнись!
Я подтянула котомку, нашарила внутри узелок с лекарствами. Воды мало, промыть раны не удастся, но смазать надо. Не хватало, чтобы царапины воспалились. Вряд ли, впрочем — на саранче все как на собаках заживает. Нет, будем честны, гораздо лучше. Но береженого, как говориться… Стоуш на этот счет говорил — вам дан от Создателя этот дар за муки трансформации.
В тряпицу я сама, еще дома в Холмогорах, завернула непрозрачные стеклянные баночки, плотно закрытые глиняными крышками. Точно знала и какая мазь мне надобна. Жирная, светло-желтая субстанция пахла травой, пряно и сладко. Не скупясь, я нанесла ее на царапины, аккуратно закрыла баночку и спрятала богатство в котомку. Лекарства очень дорого стоят. Если припрет, смогу заработать на жизнь, спасибо учителю. Спасибо Стоушу.
Потом, поднялась, кое-как отряхнулась от пыли и грязи, и спокойно осмотрелась. Одна. Как была, так и осталась. Вот и славно. Кто бы там не лишил меня поддержки отца, вредить или как-то еще вмешиваться сейчас, видимо не входило в его планы. К лучшему. Обморок, как ни странно, привел меня в чувство. Пойду-ка я той дорогой, о которой говорил Стоуш. Доберусь до его друга, куплю место на корабле и уплыву на другой материк. Городов много на свете, перетопчусь, спрячусь на время. В запасе осталось всего несколько месяцев, достаточно скоро, я стану слишком уязвима и неповоротлива. Рисковать младенцем нельзя, а чтобы что-то сделать, нужно иметь свободные руки и подвижность. Кроме того, денег, даже если считать монеты, найденные в котомке Стоуша, едва хватит купить место в каюте и какое-то время питаться. Времена нынче дорогие. Придется подумать и об этом. Я отошла к скале, нашла приличных размеров булыжник на краю дороги и села на него. Достала кусок хлеба и флягу воды. Для этого, прежде всего, необходимо быть в форме. Если я еще раз так упаду, удача может отвернуться и кости мои догниют в ущелье примерно к следующей весне. Это если повезет. А если не повезет… лучше и не думать.
Так странно. Стоит закрыть глаза, вижу лицо бога со звезды. Кто же знал, что судьба решит так пошутить надо мной? Я познала настоящую любовь… или то, что казалось ею? В любом случае, роскошный подарок саранче, прожившей треть жизни в пустоте. Ты так далеко…
Я сидела с закрытыми глазами и вроде как грезила. Могут ли по земле уже бегать мои дети? Почему-то никогда не задумывалась на эту тему. Сама не рожала, осторожничала достаточно долго. Но кто его знает, не понесла ли, например, та девочка шантийка, которую я полюбила первой, детской еще любовью? Мне тогда едва исполнилось шестнадцать. Сладко и горько.