Судный день

— Ты называешь это выживанием? Ты вообще слушаешь себя сейчас? Ты убила человека! Брата. Друга, — я провел рукой по волосам, дергая их за концы. — Лирика была брошена в тот же мир. Только она потеряла все, — моя рука упала на бок. — Ее друзья и семья думали, что она мертва в течение многих лет. Я оставлял ее одну на несколько недель, потому что был слишком занят, пытаясь найти способ спасти тебя. У нее никого не было. И она сейчас там, следит за тем, чтобы других девушек не постигла та же участь, пока ты берешь их за руку и ведешь к ней.

— Я. Не. Лирика.

— Нет. Ты не такая. Но ты и не Сэди, — я покачал головой. — Я не знаю, на кого, блядь, я сейчас смотрю.

Мне нужно было уйти. Я не мог быть здесь, делать это, с ней.

Когда я открыл дверь, Чендлер ждал с другой стороны. Я предполагал, что из-за всех этих криков Энистон послала его посмотреть, что происходит. Скоро он станет королем-консортом. Это будет его дворец.

Я встретил его взгляд, уважая роль, которую его заставили играть, роль, которая должна была принадлежать Лиаму, но была вырвана из-за женщины в этой комнате.

— Делай все, что тебе нужно. Я с ней закончил.

ГЛАВА 17 Сэди

Он назвал меня чудовищем.

Я хотела, чтобы он видел во мне только королеву.

Двенадцать лет назад Грей сказал мне бежать.

Я так и сделала.

Я бежала, пока не сгорели мои легкие.

Но они все равно поймали меня.

Я понятия не имела, кто они, только то, что они были сильными и носили мантии с капюшонами и венецианские маски, закрывавшие их лица.

Следующую неделю я провела во дворце, запертая в комнате без окон.

Затем меня отвели в церковь, где накачали наркотиками, после чего я проснулась, одетая лишь в белый шелковый халат. Они привели меня в большое открытое помещение, где пол был из золотистого мрамора с кроваво-красной буквой «О», сформированной из змеи в центре. Стены были того же золотого цвета с высокими белыми колоннами, расположенными возле арочных проемов, которые вели в длинные коридоры. Над нами был круглый балкон, с которого молча смотрели другие мужчины.

Это место было очень похоже на церковь, где мы прощались с Лиамом, но ничего святого в нем не чувствовалось.

Десять мужчин сидели в ряд за деревянным столом. Спереди блестящими золотыми буквами было написано слово Трибунал.

Одна за другой другие девушки, такие как я, выходили на открытое пространство, и одна за другой их выбирал один из десяти мужчин. И вот настал мой черед.

Я помню это, как будто это было вчера. Они называли это Судным днем — днем, когда я официально принадлежала королю Уинстону Рэдклиффу — началом конца.

В течение нескольких месяцев я чувствовала только боль от потери Грея. Это было так больно, что хотелось умереть. А потом я узнала, что беременна, и вдруг мне стало ради чего жить.

Я вернула то, что они украли у меня. У меня была жизнь королевы… и матери.

Я не могла винить Уинстона за то, что он поделился моим секретом. Это был лишь вопрос времени, когда Грей узнает правду так же, как Лиам. Я никогда не хотела, чтобы принц пострадал. Я лишь хотела напугать его, чтобы он замолчал. Он сам виноват в том, что позвонил им. Он не должен был впутывать Грея.

Это был не тот конец, которого я хотела. Если бы только Грей слушал, а не осуждал. Если бы он просто понял. Мы могли бы стать могущественными вместе. Мы могли бы управлять всем.

Это была та девушка. Лирика. Я знала, что это она. Она каким-то образом просочилась внутрь и заняла место, которое когда-то принадлежало мне.

Теперь я потеряла свое королевство. Моего короля больше нет. Любая симпатия, которую я надеялась завоевать с помощью его дочери, ушла за дверь вместе с Греем. Как только он расскажет всем правду, они увидят меня такой же, как он.

Я понятия не имела, как найти своего сына. Но я была уверена, что Грей знает. Он будет пытать Уинстона, пока тот не расскажет ему. И тогда я потеряю и его.

Чендлер вошел в библиотеку. Он стоял надо мной, глядя на меня сверху вниз, словно я была жвачкой на его ботинке, помехой.

— Скажи мне, как найти фургоны.

Если я скажу ему это, он найдет конюшню. Я не знала, где она находится, и мне нравилось держать это в тайне. Но водители этих фургонов знали. Это была их работа. Они были не более чем челноками, людьми, которым хорошо платили за их молчание. Я звонила, они приезжали и привозили девушек в то место, которое им указывал Уинстон.

Это был единственный козырь, который у меня был.

— Если я скажу вам, вы меня отпустите?

Что еще я теряла? Я стояла на коленях. Там, где раньше было сердце, зияла дыра, из которой сочилась кровь — медленное кровотечение, такое, когда хочется поскорее убить себя, но облегчение от смерти не приходит.

Он размышлял над этим несколько мгновений, прежде чем провести рукой по лицу.

— Да. Я отпущу тебя.

Я знала, что он отпустит. Альтернатива означала, что он решит оставить десятки девушек на изнасилование и пытки. Он был засранцем, но он бы так не поступил. Они сделали своей миссией их спасение.

Я встала и отряхнулась.

Он схватил меня за локоть, на коже остались синяки.

— Если тебе нужен номер, мне нужно взять свой телефон.