Судныи день (ЛП)

— Не волнуйся. Я не собираюсь тебя убивать. По крайней мере, пока, — мои руки дернулись при мысли о том, что они могут обхватить его горло. — Ты будешь смотреть, как мы захватим Братство, а твоя дочь заберет твое королевство. Я заставлю тебя страдать, — я усмехнулся. — Это будет медленно. Это будет болезненно. Ты будешь просыпаться каждое утро с мыслью, что ты в аду, а ночью ложиться спать с желанием, чтобы это было так — в течение следующих пяти лет, по крайней мере, — именно так долго я оставался в своем аду, благодаря ему. — После этого я не даю никаких обещаний, — я повернулся к Каспиану, Линкольну и Чендлеру. — Джентльмены, вы готовы?

Они все кивнули, затем последовали за мной вокруг стола, где мы встали перед Уинстоном и отодвинули стул Пирса с дороги. Затем каждый из нас вытащил по стулу и занял свои места на чертовых тронах, где нам и место. Мы все посмотрели на Лиама, нашего пятого парня, затем взяли его окровавленную руку в свою, оставляя мазки багрового цвета на собственной коже в нездоровой клятве на крови.

— За новое Братство, — сказал Каспиан.

Это будет нелегко. Мы уже получали насмешки с балкона. Но когда я оглядел трех мужчин, сидящих рядом со мной, я понял, что это, черт возьми, того стоит.

— Новое Братство, — ответил я. За возвращение моей девочки. И за месть.

ГЛАВА 4

Толпы людей выстроились на улицах Айелсвика, когда страна торжественно оплакивала потерю своего принца. Процессию от похоронного бюро до церкви возглавляли дворяне и члены королевского дома. За ними следовала свита военных, одетых в полную форму. Чендлер, Линкольн и я были тремя из восьми человек, которые несли гроб Лиама от похоронного бюро до церкви. За ними шли волынщики, играя Прощание Ашокана. Поскольку Каспиан был «мертв» для общества, ему пришлось оплакивать потерю одного из своих самых близких друзей на расстоянии. Я не могу представить, сколько сил это отняло, каким разбитым он должен был себя чувствовать.

Священнослужители приняли гроб, затем поставили его перед алтарем. Пока я шел к своему месту, я рассматривал округлые арки и массивные каменные колонны. Деревянные скамьи с красными бархатными сиденьями, вымытый белый неф с золотой отделкой и мраморным полом. Сюда приходили искупленные, чтобы поклоняться, молиться о прощении, искать искупления.

Мне здесь было не место.

Я не был искуплен.

Я был воспитан сановником, преследуем врагом и терзаем чудовищами. А потом я стал одним из них. Любая человечность, которая еще оставалась во мне, была вычищена за эти пять лет в тюрьме. Они думали, что наказывают меня. Они не понимали, что превращают меня в оружие, которое в конечном итоге уничтожит их.

Нежные кончики пальцев обхватили мое предплечье. Бронзовая кожа контрастировала с черной тканью моего пиджака. Мой взгляд проследил за ее руками до самых стройных плеч. Черное платье, в которое она была одета, плотно облегало ее торс, затем свободно струилось по узким бедрам и демонстрировало стройные ноги. Ее темные волосы были стянуты в узел на затылке. Она была воплощением элегантности и изящества. Мой взгляд нашел ее лицо. Она подняла на меня глаза, и грусть в ее глазах совпала с моей. Так было всегда.

— Привет, Лирика, — сказал я, стараясь не показаться удивленным тем, что она здесь. Конечно, она должна была быть здесь. Здесь она не была призраком. Здесь она была племянницей королевы. Здесь она была моей женой, хотя прошло уже шесть месяцев с тех пор, как я ее видел. Я оставил ее в постели Линкольна после того, как спас ее от гнева его отца. Затем я нашел ее отца и подарил ей счастливый конец, который она заслужила, единственным известным мне способом.

Она улыбнулась, и я почувствовал себя как дома, хотя это и не должно было быть так.

— Грей.

— Нам нужно найти свои места, — сказал ей Линкольн, потянувшись, чтобы положить руку на ее спину.

Все смотрели на нас с любопытством. Линкольн был чужим для этих людей. Я мог бы сказать, что он дальний кузен или давний друг. Это было бы легким прикрытием.

Но что-то зашевелилось внутри меня, побуждая меня потянуться вниз и схватить его за запястье, прежде чем он коснется ее.

Может быть, это был вызов, прозвучавший в его словах той ночью в моей библиотеке, который заставил меня вести себя вызывающе. Может быть, это было нежелание отвечать на ненужные вопросы о моем фиктивном браке на похоронах моего хорошего друга. Что бы это ни было, оно врезалось в меня.

— Она должна сидеть со мной.

— Ни черта она не должна.

Мой взгляд остановился на нем, острый как железо.

— Для всех этих людей она все еще моя жена. Если ты не хочешь превратить это в рассадник сплетен в таблоидах, когда это должно быть поминовением нашего друга, она сядет со мной.

Лирика слабо улыбнулась.

— Линк, все в порядке. Это всего лишь час.

Линкольн сжал кулак на спинке соседней скамьи.

Я подошел к нему вплотную, наклонившись так, чтобы только он мог слышать.