Суды над колдовством. Иллюстрированная история

Так, может быть, рост образования положил предел суевериям? И это правильно — хотя связь здесь вовсе не безусловная. К середине XVII столетия вера в колдовство стала духовно необходима даже очень образованным людям. Сэр Джордж Маккензи, шотландский адвокат, заявлял: «По той же причине, по которой сомневаются в существовании ведьм, нам пришлось бы усомниться в правдивости всей истории — как церковной, так и светской (Lea, 1939 стр. 1340)». Ему вторил Джордж Синклер, профессор философии и математики: «Если неверие в колдовство распространится, прощай все религии, все верования, все надежды жизни рухнут (Robbins, 1959 стр. 470)». Не менее категоричен был философ-платоник Генри Мор, считавший, что, покуда существуют ведьмы и демоны (зримые проявления незримого мира), можно не сомневаться в существовании Господа. Свою книгу он так и назвал: «Противоядие от атеизма (1958 стр. 350)». А магистр искусств, королевский капеллан Джозеф Гланвиль писал: «Те, кто не осмеливается прямо заявить, что Бога нет, довольствуются тем, что (в качестве первого шага) отвергают существование духов или ведьм (1958 стр. 223, 224)».

Своеобразная логика в этих рассуждениях есть. Ведь и в самом деле, только атеист может, не впадая в противоречия, доказывать сказочность историй о договоре с дьяволом.

Выдумка инквизиторов потому и продержалась так долго, что в рамках религиозного мышления с ней невозможно эффективно бороться. Скептики испробовали немало разных путей. Но все они были уязвимы. Юридический путь, когда нападали на процедуру, в лучшем случае приводил к судейским обещаниям тщательней рассмотреть доказательства. Дескать, тогда казнены будут только действительно виновные.

Метод нравственного осуждения, взывающий к лучшим человеческим чувствам, тоже почти не приносил плодов. Коль скоро обе спорящие стороны признавали порчу, любые зверства можно было назвать законным возмездием. Инициатор печально известных трирских процессов Бинсфельд бичевал сторонников милосердия такими словами:

«Позорно и недостойно позволить жить тем, кто ни во что не ставил чужие жизни.

Жестоко избавлять от смерти тех, которые сами жестоко ввергают в несчастья безвинных (Lea, 1939 стр. 557)».

Испробован был в разных вариантах и теологический метод. Богословы-скептики вопрошали: где в Библии описаны ведьмы? И как можно казнить, не имея на то санкций в Святом Писании? Разумеется, эти богословы вскрыли цитатную подтасовку и доказали, что ветхозаветная фраза «Колдуна не оставляй в живых» — есть не что иное, как неточный перевод. Им возражали: «Мало ли чего не было в библейские времена. Все когда-нибудь случается впервые».

Тогда передовая теология выдвинула контраргумент. Она усомнилась в силе дьявола.

Ссылаясь на Библию, мыслители типа Беккера и Томазия доказывали: дьявол — вовсе не всесильный соперник Бога, а всего лишь его взбунтовавшийся слуга. За свой бунт он низвергнут в ад. Оттуда он взирает на земные дела, томясь оттого, что не способен ни во что вмешаться.

Именно ко временам Томазия относится затухание ведовских процессов. Многие историки видят здесь причинно-следственную связь. Якобы был найден неотразимый аргумент. Услышав его, образумились и европейские народы, и их правители. Но я не вижу оснований принимать эту версию. Посмотрел бы я на передовых теологов, если бы они выдвинули свою замечательную теорию о бессилии дьявола двумя веками раньше!

Скорее уж суды забуксовали, поскольку пошли вразрез с общим ходом истории.

Могильщиками суеверия стали скептицизм и вольномыслие. Пожалуй, даже зачатки того самого атеизма, который так пугал набожных профессоров. Дело не в здравых мыслях Томазия. Важнее, что в XVIII веке нашлось достаточно людей, готовых его выслушать.

Общественный климат изменился. Всё чаще стали раздаваться голоса, сеющие (по меркам прошлого) отъявленную крамолу:

Ян Люйкен. После казни. Гравюры. Конец XVII в.

Если власти экономили на дровах, тела могли едва обуглиться. Но, как правило, пепел и кости тщательно собирали и выбрасывались в реку, дабы от колдунов и ведьм не осталось следа.

Если по ночам женщина пропадает неизвестно где, то это скорее нарушение седьмой заповеди, а не первой или второй… Шрам, найденный на теле, вполне мог появиться от естественных причин — это вовсе не доказательство того, что черти лупили ведьму за непослушание… Если замечена собака, увязавшаяся за подозреваемой, это может быть просто собака — ничего более. Наконец, когда женщину приводят из тюрьмы на суд, прелый запах, исходящий от её лохмотьев, — не обязательно примета ведьмы. Стоит принять во внимание, что она несколько месяцев, а то и лет провела в зловонном подвале без смены платья (1958 стр. 1409, 1410, 1428).

Когда вольнодумство перевалило за некий критический порог, устраивать суды над ведьмами стало как бы неприлично. Милосердие всё чаще встречалось в коридорах юстиции. Выглядело оно поразному.