Те же сборщики для виду пытаются отговорить его, а народ заново собирает деньги, чтобы инквизитор задержался и извёл всю остальную нечисть. Это продолжается до тех пор, пока он, вконец не истощив деревню, не переберётся в какое-нибудь другое место, дабы продолжить всё те же занятия Арест девушки из среднего сословия. (Spee, 1939 стр. 122, 123, 156–158)».
Колдовство в местечке Мора. Гравюра. 1670 г.
О массовых арестах в Швеции узнала вся Европа благодаря вышедшему «по горячим следам» трактату. Здесь представлен фрагмент его обложки.
Порода судей-инквизиторов состояла из людей не лучшего сорта. Но даже среди них были выродки, которые возмущали коллег своей ненасытностью и потерей всяких приличий.
Выше был описан террор в Трире. Организовал это опустошительное бедствие епископ Питер Бинсфельд. Так вот, этот самый епископ письменно выступил против «скоропалительности» следователей, ухитрявшихся тратить на ведьму всего один день. С утра женщина была ещё подозреваемой. Ее хватали и переводили в разряд подследственных.
Днем, после пыток и признания, она становилась подсудимой. К вечеру её уже осуждали и сжигали у наспех вбитого в землю столба. (Таков был, например, скоротечный процесс 1604 года в Кёльне).
«Всё это очевидная ярость, а не усердие», — заключал Бинсфельд (Lea, 1939 стр. 597, 902).
Сомневаюсь, впрочем, что эти слова были продиктованы состраданием. Скорее епископ беспокоился о списках сообщниц, которые, как подсказывал ему опыт, будут куда полнее, если длить пытки много дней подряд. Документация Трирских процессов — лучшее тому подтверждение. Ни одна ведьма не освобождалась от адских мук, пока не называла тех, с кем летала на шабаш. Инквизиторы не довольствовались оглашением одного или двух имён. Те триста женщин, которых, как уже упоминалось, осудили судьи из монастыря святого Максима, назвали шесть тысяч сообщниц. В среднем выходит по двадцать имён на одну обвиняемую. Исследователь Джордж Барр обнаружил в архивах признания особо «памятливой» ведьмы, которая назвала полторы сотни имён. Ещё несколько ведьм обвинили более чем по сотне каждая. «При таких обстоятельствах вы легко можете увидеть, как множились суды над ведьмами, когда начинал катиться снежный ком», — подытожил историк (Robbins, 1959 стр. 261, 262).
Следователи обладали избирательной доверчивостью. По их мнению, колдуньи — достойные ученицы Отца Лжи. Они врут на каждом шагу, даже в предсмертной исповеди.
Когда перед казнью к заключённой допускали духовника, его предупреждали, что он не услышит от подлой обманщицы ни слова правды. И в то же время инквизиторы уверяли: называя имена сообщниц, ведьма не способна солгать. Столкнувшись с такой казуистикой, духовник из Вюрцбурга восклицал: «Но это же глупо и смешно! Как могли германские власти до сих пор не увидеть этого (Spee, 1939 стр. 201)?»
Власти всё прекрасно видели. Процессы потому и прекращались, что после определённой черты пришлось бы казнить всех женщин поголовно. Взять небольшой городок Роггенбург на Некаре. В XVII веке здесь ежегодно сжигают десяток-другой ведьм — но не может же так продолжаться вечно! Пора трубить отбой… Судьи, наконец, пресытились, ощутили «усталость» от казней и стали сетовать, что, если так пойдёт и дальше, в живых не останется ни одной женщины (Лозинский, 1914 стр. 39).
Это психологическое состояние было важнейшим регулятором. Опасность самоистребления заставляла городские Советы отложить в сторону списки имен и не давать каждому оговору формальный ход. Так и пульсировали ведовские процессы
Всплеск террора — годы передышки — затем снова массовые казни. Чтобы не быть голословным, приведу пример города Оснабрюк. Архивы свидетельствуют, что здесь было сожжено:
В 1561 году 16 ведьм
В 1583 — 121
В 1585 — 9
В 1587 — 2
В 1589 — 9
В 1590 — 22
В 1592 — 17
В 1594 — 103
(Lea, 1939 стр. 1236)
Как видно из этой весьма характерной таблицы, за два особо «урожайных» года погибло значительно больше ведьм, чем за остальные тридцать лет.
Оставим, однако, чёрные времена, когда без разбору хватали всех подряд. О них здесь уже немало написано. Обратимся к годам вялотекущего террора. Именно эти «спокойные» годы позволяют лучше проследить, как возникали обычные, рядовые, малолюдные процессы.
Из каких обстоятельств они вырастали? Что вызывало подозрения? По каким приметам соседи вычисляли чародейку?
Людям, которые любят животных, наверное, будет интересно узнать: живи они в те опасные времена, их могли бы за это сжечь. Не правда ли, достойный повод для казни?
Если кошки или собаки к кому-то особенно ластились, сие позволяло подозревать в колдовстве (Шерр, 1868 стр. 397). А некоторые женщины попали на костёр, ибо суд решил, что у них были демоны под видом домашних собак (Lea, 1939 стр. 569).